Последние отзывы

  59  

– Как видите, легко и просто, – Скилур достал из горита пучок стрел и подал Палаку. – Попробуй теперь поломать.

Палак, все еще не понимая к чему клонит отец, запыхтел над пучком стрел.

– Не получается? – спросил царь. – Передай Зальмоксису.

Но старший сын, несмотря на свою медвежью силу, тоже не сумел справиться с заданием отца. Не смогли сломать стрелы и остальные сыновья – Скилур вручал пучок каждому, в том числе и Савмаку.

– Сыны мои, – голос Скилура дрогнул. – Не за горами тот день, когда наш прародитель Таргитай призовет меня в заоблачные выси, в земли, где никогда не бывает зимы и вечнозеленая трава сочна и ароматна, как молоко молодой кобылицы. На вас оставлю государство, моими великими трудами сотворенное. Много врагов окружает нас. Языги и аорсы уже захватили наши исконные земли на берегах Борисфена. Меоты заключили с ними союз, и теперь воды Темарунды[222] для нас враждебны. Эллины закрыли нам выход к Понту Евксинскому, все самые удобные и защищенные гавани в их руках. Зерно преет в зерновых ямах, потому что единственный морской путь наших торговых караванов из Ольвии оседлали пираты-сатархи. Как быть дальше? Где найти такие силы, такое оружие, которое способно разрубить аркан, уже стягивающий нашу шею? Где, я вас спрашиваю?!

Сыновья молчали в глубокой задумчивости. Царь поднял над головой пучок стрел.

– Вот оно, это оружие! Вот наша сила – единство и сплоченность! И пример в этом должны подавать вы, мои сыновья. Поодиночке вас сломает каждый, но когда вы вместе – никто и никогда.

Скилур подошел к алтарю, разгреб маленькой бронзовой лопаточкой угли, подбросил в огонь мелко нарубленных душистых трав. Взяв со столика у стены ритон из электра в виде бычьей головы, наполнил его вином, брызнул немного на угли, отпил глоток сам.

– Клянитесь, – показал на алтарь, – именем Священной и Великой Табити, что никогда не поднимите оружие друг против друга. Что мысли ваши и дела будут сливаться, как ручьи в одну реку, принося благо нашему государству. И пусть на голову преступившего эту клятву падет гнев богов. Клянитесь!

Сыновья по одному подходили к очагу-алтарю и, положив правую руку на обожженную глину, произносили слова клятвы. Испив глоток вина из ритона, каждый из них торопился уступить место следующему.

Скилур остановил свой суровый взгляд на виновниках нынешних событий.

– Подойдите ко мне, – подозвал он Палака и Савмака. – Обнимитесь. Пусть ваши дурные помыслы улетят вместе с дымом священного очага в небо, где ветер унесет их подальше от Неаполиса.

Братья обнялись и потерлись по скифскому обычаю носами о щеки друг друга. Савмак был напряжен, как тугая тетива лука, а Палак холоден, как лед.

– А теперь оставьте меня… – велел царь.

Зальмоксис у выхода придержал Савмака за рукав и шепнул на ухо:

– Завтра придешь в казармы. Я возьму тебя своим оруженосцем, – и, уже не скрывая довольной улыбки, шлепнул подростка по-братски ниже спины…

Когда закрылась двустворчатая, украшенная накладной резьбой дверь залы, Скилур в глубокой задумчивости подобрал сломанные стрелы и бросил их в очаг. Некоторое время он, не мигая, смотрел на оранжевые язычки пламени, зазмеившиеся по обломкам, затем, печально вздохнув, тяжелой походкой направился в свои покои.

Когда шаги царя затихли, раздался негромкий скрип, один из ковров, украшающих стены, зашевелился, и в зал через узкую потайную дверь бесшумно, как летучая мышь, проскользнул толстый человек неопределенного пола и возраста, одетый в черный плащ. Судя по длинным волосам, с вплетенными в них разноцветными лентами, подрисованным сажей бровям и нарумяненным вислым щекам, это могла быть женщина; но мускулистые руки с узловатыми пальцами и тщательно, до синевы, выскобленный подбородок говорили об обратном.

Бесполое существо, жрец-энарей, верховный хранитель священного огня царского очага, крадущейся кошачьей походкой подошел к столику, вылил из кратера в ритон остатки вина и жадно выпил. Затем, бормоча под нос слова молитвы, принялся неспешно выгребать из очага золу.

Когда огромное кроваво-красное солнце коснулось горизонта, и вечерняя прохлада пробудила иссушенную зноем степь, внушительный отряд гиппотоксотов во главе с Палаком покидал Неаполис. Хорошо накормленные низкорослые лошади воинов, чрезвычайно выносливые в беге и неприхотливые, как и их хозяева, сразу брали с места в карьер. Вытянувшись огромным журавлиным клином, острие которого было нацелено на восток, гиппотоксоты молчаливыми призраками растворились в ночи, вскоре распластавшей на полнеба свои бесшумные синие крылья.

  59