Он снова завел мотоцикл и выехал на трассу, отрывисто приказав мне ни при каких обстоятельствах не снимать шлем. «Не хочет, чтобы я открывала лицо, — поняла я. — На случай, если кто-то наблюдает».
Осторожно, на малой скорости, мы за три минуты проехали две мили до скопления полицейских. Я тоже слышала, как они переговариваются, вызывают медэксперта сквозь разноголосицу полицейской волны, обсуждают, как лежит тело…
Каждый, кто проезжал мимо, оборачивался поглазеть, поэтому офицер полиции не обратил особого внимания на Кости, подъехавшего прямиком к центру всеобщего внимания. Я только раз взглянула — и крепче ухватилась за него. Из-под плеча склонившегося над телом полицейского виднелась волна завитых спиралями черных волос. Большую часть тела он загораживал, скрупулезно фотографируя каждую деталь, но невозможно было не узнать эти волосы. И рука, насколько я сумела разглядеть, была рукой скелета.
Меня так ударил вид останков Франчески, состарившейся до своего истинного возраста, что я почти не замечала, как устало, неуверенно правит Кости. Он проехал боковую дорогу, гравийный проселок и участок бездорожья у опушки леса, скрывавшего пещеру. Если кто-то и пытался нас выследить, он давно отстал.
Последние две мили Кости, чтобы не шуметь, пронес мотоцикл — одной рукой. Я шла рядом. Заговорила, только когда мы вошли в пещеру.
— Мне так жаль… Я понимаю, никакие слова не помогут, но мне жаль, что Хеннесси убил ее.
Кости взглянул на меня, и слабая горькая улыбка тронула его губы.
— Он не убивал. Он мог бы сделать с ней многое, очень многое, но убивать сразу — не его стиль. Ее тело выбросили из машины через час или два после нашего последнего разговора. Хеннесси продержал бы ее живой не один день. Пока не вытянул бы все, что она мне передала, до последней мелочи. И это не один из его подручных, действовавших за спиной у босса.
Я не поняла.
— О чем ты говоришь? Кто же ее убил?
Его губы снова дернулись.
— Сама Франческа. Это единственное логичное объяснение. Должно быть, она попала в ловушку, не видела выхода — и покончила с собой. Ей нужна была всего секунда, чтобы погрузить в сердце серебряный клинок, а после этого они уже мало что могли сделать. Хеннесси, оставив ее на месте, где я его чуть не прикончил, дает понять, что знает, на кого она работала.
Я и представить не могла, какая же ледяная решимость нужна была, чтобы это сделать. Мне вспомнился индеец, оставивший Кости пещеру. Единственное, что ему оставалось, — самому выбрать свою смерть. Последний бой перед концом.
— Ты в этом больше не участвуешь, Котенок. Кончено.
Он сказал это так твердо, что мигом выбил из моей головы грустные мысли.
— Кости, — мягко начала я, — я понимаю, что ты не в себе.
— Х…ня. — Он схватил меня за плечи, тихий голос отдавался в ушах. — Бесись сколько влезет, грози мне чем угодно. Порвать со мной, никогда больше со мной не заговорить, все что хочешь, но я не стану больше подвешивать тебя, как наживку на крючке, перед этими людьми. Франческа предпочла умереть, чем сдаться им на милость, понимаешь?! Я не вынесу, если мне придется вот так же ждать от тебя звонка — и не дождаться или найти твое тело в грязи…
Он резко отвернулся, но я успела увидеть розоватый блеск в его глазах. Злость как рукой сняло. Я знала, что делать.
— Эй… — Я тихонько потянула его за рубашку. Он не обернулся, и тогда я припала к его плечу. — Ты меня не потеряешь. Франческа была одна, ты за ней не присматривал. Это не твоя вина, но ты у нее в долгу за помощь против Хеннесси. Она отдала все, что имела. У нее, наверно, были свои причины, но это ничего не меняет. Ты не отступишься, и я тоже не отступлюсь. Нам нельзя терять веру. Хеннесси, должно быть, напуган, гадает, сколько она успела тебе рассказать. Со страху он размякнет и может наделать ошибок. Ты одиннадцать лет за ним охотишься — и никогда еще не подбирался так близко! Дороги назад нет, и я не собираюсь удирать. Мы его достанем. Мы вколотим его в землю вместе с остальными алчными мерзавцами из его банды. И они будут знать, что их достал ты… и твоя маленькая «старуха с косой», которая сперва убивает вампиров, а потом им представляется.
Он фыркнул, припомнив, как обозвал меня в утро у дома Лолы. Потом повернулся и обнял.
— Ты моя Рыжая старуха, и я ужасно без тебя скучал.
Вопреки всему, что случилось этой ночью, я была счастлива услышать это признание.