– Господи, я все понял, – сказал Сабинин, когда молчание стало затягиваться вовсе уж неприлично и тягостно. – Вы хотите, чтобы я выступил при ней в роли шпиона, а? Вашего шпиона…
– Ну, к чему такие словеса? Мне бы хотелось, скажем, чтобы вы вовремя ставили меня в известность о ее намерениях и помыслах, только и всего. Все это не из пошлого обывательского любопытства будет делаться, а в интересах партии. Вы ведь не отделяете себя от партии? Элементарное человеческое благородство накладывает на вас обязательства перед нами…
– Не спорю, – сказал Сабинин. – Я и не намерен пока что с вами расставаться, рвать отношения. У меня есть, знаете ли, некоторое представление о чести. До сих пор вы со мной были честны, я вам обязан в первую очередь тем, что вы мне помогли вырваться из России… – Он тряхнул головой. – Согласен. Можете мною располагать. Во всем этом есть именно та доля авантюризма, которая мне никогда не давала жить спокойно… Но вы уверены, что моя скромная персона…
– Уверен. Она слишком настойчиво и последовательно интересовалась вами. Повторяю, у меня нет других объяснений ее неожиданному визиту. Здешние эсеровские дела мне хорошо известны, и я, как ни ломал голову, не доискался, что заставляет сюда ехать доверенное лицо Суменкова… Вы встретите ее на вокзале, – сказал он уверенно, как о деле решенном. – Отвезете в отель. Ни в коем случае не уклоняйтесь от общения, разговора, откровенности. Наоборот. От занятий в мастерской я вас освобождаю полностью.
– Но есть еще и мои дела…
– Постарайтесь управиться с ними побыстрее. Все внимание – нашей гостье. Только учтите: она дьявольски умна и хитра. Постарайтесь в первую голову видеть в ней не женщину, а опытного подпольщика. Роль недалекой пустышки ей удается великолепно…
– Вы меня заинтриговали, – сказал Сабинин. – Если она еще и красива к тому же…
На лице Кудеяра что-то мелькнуло. Он быстрым движением достал из внутреннего кармана пиджака фотографическую карточку и подал Сабинину. Всмотревшись, тот поднял брови.
Темноволосая и темноглазая женщина на снимке казалась совсем юной, мимолетная улыбка на ее губах отнюдь не придавала незнакомке демонического вида femme fatale.[16]
– Ну что же, – сказал Сабинин, положив снимок на твердом паспарту рядом со своей чашкой. – Как выразился бы Гоголь, перед ним лежала совершеннейшая красавица… Дмитрий Петрович, можно вам задать вопрос… не из скромных?
– Я сразу и отвечу, – усмехнулся Кудеяр чуточку принужденно. – Вы правильно догадались. Когда-то нас и впрямь связывали… некие отношения. Все кончилось достаточно давно, чтобы я сейчас не испытывал каких бы то ни было… эмоций. Фотография, кстати, сделана четыре года назад, незадолго до окончательного… разрыва. Поверьте, друг мой, в моих поступках и словах нет ничего от оскорбленного мужского самолюбия… либо чего-то похожего. Просто я слишком хорошо ее знаю. Потому и призываю вас к максимальной осторожности. Не поддавайтесь и не теряйте головы. Она умеет… завоевывать. Товарищ Надя, она же Ведьма, Панночка, в настоящий момент – Амазонка… Насколько мне известно, Суменков – единственный, кто, если можно так выразиться, равнодушен к ее чарам. Чересчур уж они оба похожи, чтобы один из них поддался влиянию другого. Впрочем, эти аспекты вам вряд ли интересны… Позвольте?
Он взял фотографию и насколько мог небрежнее сунул обратно в карман. «А ведь она тебя, сокол мой, когда-то крепенько, чует мое сердце, подсекла, – подумал внимательно наблюдавший за ним Сабинин. – И голосом виляешь, и лицом поплыл… Вряд ли дело тут в жарких чувствах, наверняка чувств никаких давно уже и нет. Тут другое. Она сильнее тебя, эта валькирия, красавица с загадочной улыбкой, когда-то ты это понял, признал в глубине души – и до сих пор с этой истиной не примирился, это ж видно. Сколько браунингов по карманам ни распихай, сколько эксов и акций ни поставь, а красавица эта сильнее тебя, и точка…»
– Спасибо, что предупредили, – сказал он серьезно. – Постараюсь не оплошать. Главное, вырвусь наконец из этого вашего провонявшего «шимозой» подвала…
– Николай, только без легкомыслия… Это крайне серьезно.
– Могу вас заверить, что я настроен серьезно, – сказал Сабинин. – К тому же мне не нравится, когда меня без моего ведома включают в какие-то свои, далеко идущие расчеты. Вы – другое дело, с вами с самого начала наладилось взаимовыгодное сотрудничество… но к чему мне какие-то эсеры при всей их славе королей террора? Так что не надо во мне сомневаться… Дмитрий Петрович, а как вы смотрите, если я закажу официанту рома без кофе?