Я рыкнул в сторону коридора:
— Зверь? Приготовь ванну! Горячую!
Ее большие глаза уставились на меня. Губы дергались.
Я перевел дух.
— Кристина, только одно — сколько их было? И когда они исчезли?
Она подняла голову, как будто просыпаясь:
— Трое, три мужика. Пять минут тому назад, четверть часа.
Я сжал ладонями ее лицо. Ее трясло.
— Кристина, я должен сбегать на улицу. Рикардо о тебе позаботится, я обещаю! Вернусь очень скоро.
Губы ее сжались, но она кивнула.
— Зверь, — крикнул я в коридор. — Cuidala![55]
Он вышел из ванной. За ним шумела вода. Ух, какой он черный, почти не виден в темноте.
— Хиляй, — сказал он.
Я слетел по лестнице, прыгая через несколько ступенек, но на улицу вышел осторожно. Мимо подъезда цокала какая-то молодая женщина на высоких каблуках. На другой стороне группа мальчишек спорила, чей папа богаче.
Я пристроился молодой женщине в затылок, дошел до угла, перешел на другую сторону перекрестка.
Уппландсгатан кишела народом. Было почти шесть часов, в продуктовых магазинах стояли очереди, давка у табачных киосков, стычки из-за мест для стоянки, битком набитые автобусы.
Я заметил трех молодых людей — черномазых, говоривших по-испански — перед меховым магазином. Трое других — белокурые, смеющиеся — у запаркованного «мерседеса». Трое в комбинезонах ждали кого-то в подъезде. Еще трое с ракетками для сквоша у автобусной остановки...
Я знал только, что их было трое. И что они меня знают, потому что видели раньше. Но я их не знаю, никогда не видел.
Вдруг мне показалось, что трое у остановки смотрят на меня. Я обернулся. Но трое возле мехового магазина тоже на меня уставились. Тогда я повернулся к «мерседесу». Там стояли три мужика и глазели в мою сторону.
— Что за чушь, — сказал я.
Кристина Боммер права. Соображаю я медленно.
Кто-то пел в ванной. Низкий красивый голос мягко выпевал по-испански. И все же я не сразу понял, что это Зверь. Я никогда ранее не слышал, чтобы он пел.
Я стоял в темном коридоре и стаскивал ботинки. В спальне Кристины было пусто. Я осторожно постучал в дверь ванной.
— Входи, compadre, — ответил голос Зверя.
Она лежала в ванне.
Белокурые волосы, белая кожа. Как будто спала.
На полу валялись рваная кофточка и один чулок — остатки того, что на ней когда-то было.
Зверь стоял возле ванны на коленях, черная дьявольская борода, темная кожа, как у пантеры. Одной рукой он поддерживал ей голову и бережно обмывал губкой бледное лицо с зажмуренными глазами.
Ванная комната была старомодная, с электрическим нагревателем, а сама ванна — громадная и на львиных лапах. Все помещение заволокло паром, зеркала запотели, и пот тек по загривку Зверя ручьями.
Я чуть улыбнулся и попытался что-то сказать, когда он обернулся ко мне. Глаза Зверя злобно блеснули.
— La violaron.
Они ее изнасиловали.
Она открыла глаза и взглянула на меня. Лицо у меня горело в этой духоте. А в горле першило — меня душила ярость.
— Putos, — сказал я.
Зверь кивнул. Бляди. Кристина Боммер подняла голову.
— Мне надо в больницу, — сказала она спокойно. — Хочу, чтоб меня осмотрели.
— В Саббатсберге?
— Нет, в Хюддинге, — ответила она. — Где я работаю. Там все сделают, не подымая шума.
Она попробовала встать. Я пошел вон из комнаты. Зверь держал халат наготове, вежливо отвернувшись, но она сказала:
— Давайте оба отсюда. Я хочу принять душ.
Мы стояли в коридоре, слушая, как льется вода. Зверь драл ногтями свою бороду.
— El irlandes, — пробурчал он. — Solo el.
— Только он? Ну, его-то мы найдем. А что она еще сказала?
— Больше ничего.
Она вышла из ванной в халате, неуверенными шагами. Лицо было белое.
— У нас машина, — сказал я. — Мы тебя отвезем.
Она приостановилась в дверях своей спальни и ответила спокойно и деловито:
— Мне нужно просушить волосы.
Зверь вел машину мягко и спокойно, несмотря на большое движение. Она сидела рядом с ним. Когда мы выехали на более свободные улицы, она откашлялась и спросила:
— Как это вышло, что вы приехали?
— Я звонил твоей маме. И стал беспокоиться.
Она засмеялась, напряженно и неестественно:
— А вообще-то я вела себя очень хорошо.
— Как так? — спросил я с заднего сиденья.
— Они позвонили в дверь через полчаса после моего прихода. Три мужика.