Воскресенья были дни спокойные. Вокруг столов сидели только врио, которые Тарна раньше не слышали. Они хохотали от души. Кто-то даже начал протестовать:
— Но буржуи здорово врали! Один из них обещал, что атомную электростанцию не будут загружать топливом...
— Та-та-та, — прервал его Тарн. — Правил не знаешь. Буржуи не могут врать рабочему классу. Но пролетарии могут врать высшему классу... это традиция — надувать прораба, да и чертовски приятно. И лидеры социал-демократов врут, потому что это старый добрый шведский рабочий обычай.
Да-а, Тарн в качестве заведующего винным магазином!
— Но что случилось? Почему ты не стал директором-распорядителем винной монопольки?
Он изобразил бурное отчаяние:
— Они не желали, чтобы я был членом «Молодых орлов». Сказали, что я буржуазный идеалист. Я хотел Свободы, Равенства и Братства. Они хотели Самоопределения, Уравниловки и Генерального директора. — Тут он увидел, что я стою в дверях. — Нет, вы посмотрите — агент ноль ноль тринадцать! Ты же сказал, что она клюнула!
Я пожал плечами — нет, мол:
— Ошибся я.
Он угрожающе помахал бутербродом:
— Как ошибся, намного?
Ах, Тарн, старая лиса.
— Целиком и полностью.
Он сделал вид, что удивлен:
— Так она тебе потом не позвонила домой?
Вот так, значит, они следили за мной, когда я возвращался пешком от Риддархольмен. Ну и времена. Положиться можно только на своих врагов.
— Никто мне домой позвонить не может, — сказал я. — У легавого, что прослушивает мой телефон, такая астма, что ничего не слышно, кроме его хрипа.
Тарн улыбнулся с явным сомнением. Потом обнял меня за плечи и повернул к публике:
— Дамы и господа, перед вами уникальный, редкостный тип гражданина нашей Швеции, страны всеобщего благосостояния: нищий социал-демократ! Можно тебя спросить, брат, как это так получается?
Он поднес мне ко рту пивную бутылку, словно микрофон.
— Гм, — прочистил я горло, — не знаю. Наверняка не те вечерние курсы окончил.
Тарн затараторил, как настоящий радиорепортер:
— Так ты, выходит, не знаком ни с одним министром, который мог бы помочь?
— Ну-у, — протянул я, — только и встречал что двоих.
Тарн и дергал меня, и толкал — так, видно, положено при радиоинтервью.
— Расскажи, брат, расскажи!
— Что ж, — сказал я. — Один был премьер-министр. Пытался выудить у меня сигарету. Когда я сказал, что не курю, он надулся. А потом заявил — вроде бы чтоб меня утешить: я, мол, тоже некурящий.
Над этим все посмеялись — узнали деятеля. Тарн хлопнул меня по спине:
— А второй, братишка? Кто был второй?
— Это было в Сантьяго-де-Чили, — сказал я, — в отеле «Каррера». Он наклюкался до того, что глаза у него смотрели в разные стороны. Но все еще пил и хвастался, что с ним целый час разговаривал президент Альенде.
— Ну-у, он и с тобой разговаривал?
— Альенде?
— Нет. — Тарн поморщился. — Шведский министр, социал-демократ, идиот ты этакий!
— Ах, этот, — сказал я. — Конечно. Конечно, он со мной разговаривал.
— Расскажи, что он говорил. Все выкладывай, брат!
— Ладно, — согласился я. — Он сказал не так уж много. Он сказал: ты, журналист, можешь сообразить для меня какую-нибудь блядь?
Над этим тоже посмеялись. Тарн, улыбаясь, поднял бутылку кверху:
— А что ты, брат, ему ответил?
— Я ответил, что не могу. Я не журналист, сказал я, а всего лишь фотограф,
Это вызвало еще больший смех. А после того, как Тарн уговорил меня рассказать, кто был этот министр, нам зааплодировали.
Тарн насмешливо оглядел меня и отпустил с миром. Я отвлекал на себя внимание публики в его раннем воскресном шоу. Ребята воспринимали его как противовес телевизионному «Прекрасному воскресенью».
Он хлопнул меня по спине еще раз и произнес что-то, чего я не расслышал из-за смеха.
— Что? — переспросил я.
Тарн кивнул и повторил язвительно:
— Рикардо звонил. Хотел с тобой поговорить.
Рикардо? Зверь!
Я быстро вышел в комнату фотографов. В моей ячейке лежала записка и номер его телефона. В спортивной редакции нашлась пустая комната, где меня никто не мог потревожить. Набрал номер.
— Quien habla?[42]— произнес тягучий густой голос.
— Это я. Что-то случилось?
— Ничего, — спокойно отозвался густой голос. — Я только любопытный. Ты звонил нашему другу, которого мы вчера встречали?