41 
Точно также травили и Меньшикова. Розанова при жизни не печатали, замалчивали. Уже перед первой мировой войной знаменитый издатель Сытин принял писателя в свою газету «Русское слово» — правда, учитывая «общее умонастроение», договорились, что Розанов будет печататься под псевдонимом. Тайна псевдонима, однако, оказалась раскрытой, и к Сытину явилась депутация сотрудников, предъявившая ультиматум: либо все они уходят, либо уберут Розанова.
Сытин в полной растерянности спросил:
— Но, господа, вы ведь не можете отрицать гения Розанова?
Господа интеллигенты ответили примечательно:
— Мы не интересуемся, гений он или нет. Розанов — реакционер, и мы не можем с ним работать в одной газете!
И выжили-таки, паскуды…
Всё это скопище бесов, правивших бал, никак не отнести к «бездарностям». К превеликому сожалению, среди них хватало людей ярких, талантливых. Куда уж дальше, если даже Лев Толстой всем величием своего авторитета подпитывал как раз буйную российскую интеллигенцию. И дошёл до того, что в самонадеянности своей взялся кромсать Евангелие на части, как колбасу: мол, этому куску я верю, а вот этому не верю решительно…
За подобные упражнения православная церковь его из своих рядов вычистила — но никогда в жизни не провозглашала Толстому никакой «анафемы», тут писатель Куприн решительно соврамши! И никакого «отлучения», что убедительно показал несомненный знаток проблемы, современный богослов, диакон Андрей Кураев. Вот подлинные строки из определения Синода: «…сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковию Православной. Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею».
И всё! Но интеллигенция российская десятки лет потом, что при царе, что при большевиках голосила об «отлучениях» и «анафемах», понося церковь вовсе уж невозможным образом…
А между прочим, с личностью Льва Толстого связана интересная история… Вот воспоминания игумена Оптинского скита отца Феодосия, относящиеся к осени 1908 г. и озаглавленные «Бес в образе Льва Толстого».
«Собралась собороваться группа богомольцев, душ четырнадцать, исключительно женщин. В числе их была одна, которая собороваться не пожелала, а попросила позволения присутствовать зрительницей при совершении таинства. По совершении таинства смотрю, подходит ко мне та женщина, отводит в сторону и говорит:
— Батюшка, я хочу исповедоваться и, если разрешите, завтра причаститься у вас, пособороваться.
На другой день я разрешил её от греха, допустил к причастию и объявил, чтобы она собороваться пришла в тот же день часам к двум пополудни. На следующий день женщина эта пришла ко мне несколько раньше назначенного часа, взволнованная и перепуганная.
— Батюшка, — говорит, — какой страх был со мной нынешнею ночью! Всю ночь меня промучил какой-то высокий страшный старик, борода всклокоченная, брови нависли, а из-под бровей такие острые глаза, что как иглой в моё сердце впивались. Как он вошёл в мой номер, не понимаю: не иначе эта была нечистая сила…
— Ты думаешь, — шипел он на меня злобным шёпотом, — что ты ушла от меня? Врёшь, не уйдёшь! По монахам стала шляться да каяться — я тебе покажу покаяние! Ты у меня не так еще завертишься, я тебя и в блуд введу, и в такой грех, и в этакой…
И всякими угрозами грозил ей страшный старик и не во сне, а въяве, так что бедная женщина до самого утреннего правила — до трех часов утра — глаз сомкнуть не могла от страха. Отступил он от нее только тогда, когда соседи ее по гостинице стали собираться идти к правилу
— Да кто же ты такой?! — спросила его, вне себя от страха, женщина.
— Я — Лев Толстой! — ответил страшный и исчез.
— А разве не знаешь, — спросил я, — кто такой Лев Толстой?
— Откуда мне знать? Я неграмотна.
— Может быть, слышала? — продолжал я допытываться. — Не читали ли о нём чего при тебе в церкви?
— Да нигде, батюшка, ничего о таком человеке не слыхала, да и не знаю, человек он или что другое?»
Церковный комментатор заключает: «Таков рассказ духовника Оптиной пустыни. Что это? Неужели Толстой настолько стал „своим“ в том страшном мире, которому служит своей антихристианской проповедью, что в его образ перевоплощается сила нечистая?».
41 
