29

Дом этот оказался чем-то вроде склада, стоявшего в печальном одиночестве у подножия Большого Доменона и окруженного иссохшими соснами. Чешуйки выцветшей краски на стенах, напоминавшие кожу игуаны, свидетельствовали о том, что строению уже много лет.

Ньеман осторожно приблизился. Окна с железными решетками были заложены мешками с цементом. Справа от тяжелого каменного портала виднелась железная дверь. Внутри мог храниться лес, металлические трубы, запасы стройматериалов, в общем, все что угодно. Но этот склад принадлежал скромному молчаливому санитару, по всей видимости убитому на высокогорном леднике.

Для начала полицейский обошел здание кругом, затем взялся за железную дверь. Он сунул ключ в скважину. Раздался легкий щелчок и скрежет стержней, выползавших из металлических ячеек.

Дверь отворилась, и Ньеман сделал глубокий вдох перед тем, как войти. Синеватый ночной свет едва просачивался в тоненькие щели между мешками цемента, слабо освещая мрачное запущенное пространство в несколько сот метров. На полу лежали тени от металлических конструкций крыши и высоких, подпиравших ее столбов.

Ньеман зажег фонарь и двинулся вперед. Помещение было абсолютно пусто. Или, вернее сказать, его опустошили совсем недавно. На полу еще валялся какой-то мусор, а в цементной пыли виднелись борозды, словно по ней волокли тяжелую мебель. Здесь царила странная атмосфера – атмосфера панического, поспешного бегства.

Комиссар присмотрелся, принюхался, пощупал. Да, здесь хранились какие-то материалы, но их содержали в необыкновенной чистоте. В воздухе ощущался запах антисептиков. И еще здесь пахло какими-то животными.

Ньеман пошел дальше. Теперь он ступал по беловатой пыли, похожей на толченый мел. Опустившись на колени, он увидел крошечные металлические частички, похожие на звенья сетчатых садовых оград или на остатки фильтров. Он разложил их, вместе с образцами пыли и другого мусора, по целлофановым пакетам, предварительно понюхав. Но запах пыли был слабым, пресным. То ли сода, то ли гипс. Но только не наркотики.

Если не считать этих находок, он обнаружил явные признаки того, что в помещении годами поддерживалась высокая температура. В розетки по всем углам явно включались рефлекторы – судя по черным горелым ореолам на стенах.

В конце концов Ньеман пришел к двум взаимоисключающим гипотезам. Либо здесь выращивали животных, которым была необходима жара, либо проводили лабораторные опыты, требующие стерильных условий, откуда химический больничный запах. Комиссар ничего не понимал, но его мучил глубокий страх. Еще более гнетущий и острый, чем там, на леднике.

Теперь он был уверен в двух вещах. Первое: Филипп Серти, этот неприметный юнец, занимался какой-то оккультной деятельностью. И второе: незадолго до смерти молодой человек был вынужден срочно очистить и убрать помещение.

Офицер встал и пристально оглядел стены, освещая их фонариком. Может, тут есть скрытые ниши, потайные места? Стены были обиты толстым картоном, а под ним – стекловатой. Опять-таки – чтобы сберечь тепло.

Ньеман исследовал целиком уже две стены, как вдруг в одном месте, на высоте примерно двух метров, нащупал прямоугольное углубление высотой чуть меньше двух метров. Надорвав картон, он обнаружил небольшую нишу. Пустые полки. Пыль. Плесень.

Комиссар пошарил по полкам, и его рука наткнулась на плоский, липкий от плесени предмет. Он схватил его; это оказалась тоненькая тетрадь на спиральке.

Ньеману стало жарко. Он торопливо пролистал тетрадь. Она была сплошь заполнена колонками мелких неразборчивых цифр. Но на одной странице сверху комиссар увидел надпись, сделанную размашистым почерком, вероятнее всего кровью. Писавший так яростно нажимал на перо, что оно в нескольких местах прорвало бумагу. Ньеман представил себе человека, обуянного неистовым гневом, бьющую фонтаном багровую жидкость. Как будто автор торопился выплеснуть свое безумие, начертав эти ярко-красные строки. Ньеман прочел:

  61