Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
6 
– Твоими бы устами... – сказал Мазур в задумчивости.
– Что с тобой? Напрягся вдруг...
– Вспомнил просто, – сказал он еще медленнее. – У меня уже была однажды... адмиральская дочка.
– Да-а? И, судя по тону, все кончилось как-то печально? Она тебя бросила, бедненький?
– Нет, – сказал Мазур. – Все было не так банально, и посложнее, и пострашнее...
– Расскажи.
– Не стоит, очень уж давно все это было, тебя и на свете не имелось вовсе...
Верно говорят, что память о молодых годах с бегом лет лишь обостряется. Он видел явственно, словно все случилось вчера, видел – как играет мириадами искорок под солнцем море, как крупнокалиберные пули дырявят стены каюты, вновь слышал, как ревет вошедший в пике французский штурмовик. Вот только лица той адмиральской дочки никак не удавалось вспомнить – нечто размытое, саднящее, неуловимое...
– Ничего, – сказала Света, кончиками пальцев погладив его щеку. – Снаряд в одну воронку дважды не попадает, а?
– Увы, попадает, – со вздохом сказал Мазур. – Редко, правда, при вовсе уж фантастической плотности огня...
– Вот видишь. Ну, так что же? Я тебе делаю предложение по всей форме. Только не надо, бога ради, вести себя, как скромная барышня – глазки опускать, бормотать, что все это так неожиданно. Ты же битый жизнью мужик, привык думать р е з к о... Ты, главное, не отказывайся с маху, просто скажи, что в этом есть рациональное зерно...
– Не смею отрицать, – сказал Мазур серьезно.
– И что же?
– Не гони лошадей, – сказал Мазур задумчиво. – К неожиданным предложениям нужно привыкать...
«А почему бы и нет?» – подумал он, сидя в изголовье узкого диванчика, держа руку на гладком женском плече. Быть может, и нет в этом особенного цинизма, а есть лишь здоровый расчет? И красива, и неглупа, энергична, хозяйственна, даже в купе ухитрилась о б у с т р о и т ь с я. Годочки-то бегут, проклятые, а холостяцкая жизнь и в самом деле тягостно-уныла... Прадеды с дедами были не глупее нас, поколениями женились по расчету – и ведь жили не так уж и плохо... Наберись смелости и признайся себе, что с т а р е е ш ь, что на шестой десяток пошел, что тебе иногда по-настоящему страшно оставаться о д н о м у...
– Забавно... – сказал он. – Странно...
– Ты, главное, думай, думай... – сказала Света, приподнявшись на локте, тоже явственно напряженная. – Привыкай к идее и взвешивай...
– Взвешиваю, – сказал он серьезно.
– И ведь есть в этом толк? – прищурилась она. – Если взвесить трезво и логично?
– Безусловно, – протянул Мазур.
– Надеюсь, ущемленного мужского самолюбия тут нет ни капли?
– Вот чего нет, того нет...
– Правда?
– Ну конечно, – сказал Мазур. – В конце-то концов... Если женщина тебе первая нечто противоестественное предлагает, ее и послать подальше не грех – а вот ежели она на себе жениться предлагает, то дело это вполне житейское... Можешь честно ответить?
– На какой вопрос?
– Затея чисто твоя или папочка руку приложил?
Света искренне рассмеялась:
– Ну ты и придумал... Господину адмиралу, сиречь папочке, это и в страшном сне привидеться не могло. Очень уж крепко он впитал кое-какие новомодные веянья. У него давненько другое на уме: как бы меня сочетать с каким-нибудь новорусским отпрыском, молодым банкирчиком, одним словом, типичным представителем нового дворянства. Нашел в прошлом году одного такого – спасибочки, намаялась, повторять эксперимент не тянет... Пришлось самой призадуматься о будущем.
– Значит, папочке не понравится? – усмехнулся Мазур.
– А вот это его цеплять не должно, – решительно ответила Света. – Никуда не денется. Ты, конечно, человек старомодной закваски, тебе и в голову не придет к тестю подъезжать с челобитными... а вот я, дитя эпохи, другое дело. Могу без малейших терзаний грохнуть кулачком по папочкиному столу и в голос потребовать, чтобы порадел родному зятю... Ну что ты морщишься? Се ля ви.
– Ума палата... – покачал головой Мазур.
– А как ты думал? Жена тебе достанется умная и предприимчивая, не сомневайся.
– Говоришь таким тоном, словно все решено и сговорено...
– А я женщина, мне по глазам читать положено. Сначала ты, не удивительно, ошеломлен был несказанно, потом понемногу начал привыкать к этой идее, а когда проникнешься ей как следует и обдумаешь все не единожды, окончательно созреешь... Я чувствую. И то сказать, разве тебе предлагают осетрину второй свежести? – Она грациозно спрыгнула с диванчика и встала посередине тесного купе в позе боттичеллиевской Венеры. – Какова? А вдобавок еще и умница...
6 
