– Я бы с тобой еще раз сыграл, – сказал Прохор как ни в чем не бывало. – Чудная была игра...
Прямо-таки взвыв от отчаяния, Мазур коротко ударил его локтем. Прохор скрючился, жадно заглатывая воздух, силясь восстановить дыхание. Тем временем Мазур стянул капюшон, обруч с наушниками, швырнул на переднее сиденье, расстегнул обеими руками тугой ворот комбинезона – ему самому не хватало воздуха, кровь стучала в виски.
– Тормози, – сказал он хрипло. – Хватит дурака валять…
Голем без команды свернул вправо, на полянку. Мазур вылез первым. Он стоял на склоне сопки – далеко внизу, до самого горизонта, протянулись разноцветные огни Шантарска, и звезды сияли вверху равнодушно, как встарь, далекие и чужие.
Из машины, согнувшись, выбрался Прохор, и к нему тут же бдительно придвинулся Голем – все еще в глухом капюшоне. Чуть согнувшись, Мазур достал нож из накрепко пришитых к штанине, под коленом, ножен.
Кровь барабанила в виски. Желания не сбывались. Он мечтал драть шкуру ремнями, медленно, сладострастно, кромсать острым клинком, наматывать на сосну кишки. В какое бы там переселение душ ни верил Прохор, это его не избавит от дикой боли, мук и воплей...
Мазур мог сделать с ним, что угодно. И никого этим не вернул бы, ничего не исправил. Мертвые не возвращаются, любые изощренные пытки душу не исцелят... если только осталось что-то от души. Он искренне пытался вернуть себя в первобытные времена – но не смог. Не то столетье на дворе. Один, без своего века, впившегося в тебя тысячами ниточек, во времени не прыгнешь ни вперед, ни назад...
– Начнем, пожалуй? – спросил Прохор.
Прорычав что-то, Мазур вскинул пистолет и давил на курок, пока ТТ не перестал дергаться в руке. Шагнул вперед, разжав пальцы, выпустив рубчатую рукоятку, всмотрелся. Тело Прохора еще подергивалось, но это были последние конвульсии. И ничего не изменилось вокруг, не вернулись мертвые, не было знамений, Небеса никак не дали знать, что одобрили или осудили.
А в душе была совершеннейшая пустота.