Особенно,... 
83 
– Уволю на хрен этого ханыгу! – бушевал Карантин. – Это не электрик, а чмо подзаборное.
– Может, опять веерное отключение… – робко высказал предположение оператор.
Это был точно он, я узнал его по голосу.
Они собрались за перегородкой, где обретался Карантин, поэтому я мог беспрепятственно передвигаться по той части комнаты, где находились мониторы.
Интересно, почему у Карантина нет личного кабинета? Ведь в кабаре он главный.
Нет, кабинет точно должен быть. Только не его, а Хозяина, который появляется здесь как ясное солнышко – раз или два в месяц. Для него "Латинский квартал" – одна из явочных картин, выражаясь специфическим языком разведчиков.
Хитер бобер…
– Вот и пойди к щиту, проверь! – раздраженно сказал Карантин. – Да побыстрее. А этому козлу электрику я завтра лично харю намылю. Ты еще здесь!? – вызверился он на оператора. – Топай, черт тебя дери!
Оператор вылетел из комнаты как пуля.
– С кем приходится работать… – бубнил Карантин.
– Да, шеф, людишки у нас – дерьмо, – наконец подал голос и охранник. – Надо наводить порядок.
Нет, не охранник, скорее, телохранитель, начальник охраны. Видимо, он заменил Григора. Свято место пусто не бывает…
– Ты посторожи у входа, – встревожено сказал Карантин. – Мало ли что…
– Конечно…
Я прижался к перегородке, стараясь даже не дышать. Несомненно, охранник был профессионалом, а значит, мог почуять противника, даже не видя и не слыша его. Чисто интуитивно.
Но он не почуял. Скорее всего, виной тому был Карантин, который пенился от злости. Его злобная энергия сбила с толку все органы чувств охранника.
Охранник вышел из-за перегородки, держа впереди себя включенный фонарик. Удобней позы для захвата его руки и броска трудно было придумать.
Что я и проделал – быстро и точно. Он был еще в полете, когда я, не выпуская руки охранника, перевел его в позицию удержания. С одной маленькой и, к сожалению, далеко не гуманной поправкой – я не собирался соблюдать спортивные принципы.
Рука охранника хрустнула, как сломанная ветка. Нужно отдать ему должное – он не завопил дурным голосом, как сделал бы на его месте простой обыватель, лишь коротко застонал сквозь крепко стиснутые зубы.
А затем потерял сознание. Каюсь – в этом я ему посодействовал. Пусть немного поспит под моим "наркозом".
Эти профи такие живучие, что их очень непросто полностью отключить.
Извини за грубость, дружочек, подумал я, поднимаясь на ноги. Но такая уж у тебя работа – синяки и шишки – Что такое, кто там!? – всполошено вскричал Карантин.
– Ты да я, да мы с тобою, – ответил я, освещая его фонариком охранника, который я подобрал на полу. – И закрой хлебало, сука, если хочешь остаться в живых. Понял!?
– П-п… П-понял…
– А если понял, то пойдем.
– К-куда?
– Прогуляемся. Выйдем на улицу и поговорим о делах наших скорбных на свежем воздухе. У тебя здесь воняет дерьмом… Карантин.
– К-кто вы?
– Узнаешь. Всему свое время. Пошел! – Я подтолкнул его к двери. – И смотри, чтобы без всяких там зэхэров.
Иди спокойно и всем улыбайся. Иначе схлопочешь пулю.
И я приставил к его спине свою знаменитую расческу, которая должна была сыграть роль пистолета.
Дело в том, что охранник имел оружие, но, к моему глубокому огорчению, это было помповое ружье с револьверным – укороченным – прикладом. На кой ляд мне такая "дура"?
Представляю картину: я дефилирую через все кабаре к выходу с приставленным к спине Карантина стволом двенадцатого калибра, из которого можно завалить слона. Во было бы шороху…
Мы вышли в пустынный коридор. Свет все еще не горел. Я невольно ухмыльнулся, представив, как мучается оператор со сломанным рубильником. Лишь бы он не заподозрил раньше времени неладное и не поднял тревогу.
В зале людей прибавилось. Мы шли неторопливо (Карантин впереди, а я позади него, стараясь держаться к нему поближе), но не потому, что я не спешил, а по совсем другой причине – у Шиманского от страха не почти не сгибались ноги в коленях, и он шагал как механическая кукла.
Краем глаза я заметил Люси. Она сидела там, где я ее оставил. Девушка тоже увидела меня и от удивления приоткрыла свой прелестный ротик. Блин! Не хватало еще, чтобы она окликнула меня…
Но беда пришла совсем с другой стороны. Беда в моем случае – значит неудача. Она явилась в образе нашего разбитного официанта, который тащил поднос с горой грязной посуды.
83 
