Особенно,... 
68 
— Разумеется! Об этом можно было только мечтать.
— Тогда раздевайтесь и проходите, а я сейчас… Сюда, пожалуйста, там комната Линочки, здесь будет удобнее…
Включив свет в прихожей, женщина отправилась на кухню, оставив Марка в тесноватой комнате, выполнявшей в этом доме, судя по всему, функции гостиной.
Первое, что бросилось Марку в глаза, — стерильная чистота. Те немногие предметы мебели и убранства, которые находились здесь, казались только что протертыми и освеженными. На полу можно было без риска отужинать, даже листья индийских гераней на подоконнике были свежепромыты и глянцевито блестели. В то же время вся эта убогая обстановка — фанерные шкафы, скрипучие стулья, допотопный телевизор и пластиковый ящичек радиоточки в углу у окна — говорила о чрезвычайной стесненности в средствах, если не нищете, щепетильно маскируемой чем только возможно. Марк ослабил узел галстука, чувствуя себя в этой своей павлиньей экипировке полным ослом. Тут и пахло трудолюбивой бедностью — бельем, выстиранным простым мылом и щелоком, постными обедами, скипидаром от мебели.
— Вскипел! — крикнула Мария Владимировна из кухни и спустя минуту появилась с подносом, уставленным чайной посудой. Теперь на ней поверх ситцевого домашнего платья имелся кокетливый фартучек из шотландки, отороченный рюшками. Губы женщины были строго поджаты. Наполняя чашки, она вдруг спросила:
— Давно ли вы знакомы с моей дочерью, Марк Борисович? — И, поймав взгляд Марка, поспешно добавила:
— Видите ли, Лина не имеет обыкновения представлять мне своих друзей, так что ваш визит, как бы это сказать… по-своему уникален.
Марк поднял брови и слегка развел руками:
— Боюсь огорчить вас, Мария Владимировна. Мы с Линой познакомились вчера вечером.
— И где же, если не секрет?
— Вряд ли это имеет какое-либо значение, — отвечал Марк. — Кстати, я тут захватил… — Он извлек из пакета вино и водрузил бутылку на стол. — Может быть, нам с вами не повредит глоток-другой?
— Благодарю, Марк Борисович, но я пас, — отвечала женщина, задумчиво разглядывая этикетку. — Превосходное вино. Удивительно, но именно его мой покойный муж предпочитал всем остальным. И, возвращаясь с Кавказа, непременно вез с собой несколько бутылок… Но это так, к слову. Ах да! — вдруг спохватилась она, вскакивая со стула. — Цветы! Я забыла поставить их в воду.
Пока Мария Владимировна хлопотала, Марк, прихлебывая успевший остыть чай — тридцать шестой, рязанского развеса, тут невозможно было ошибиться, — пытался представить, как поведет себя Лина, если вернется в эту минуту. Но картинка не складывалась. Тем временем возвратилась мать Лины, торжественно неся перед собой желтоватую вазу литого стекла, в которой подрагивали мокрые бутоны. Утвердив ее рядом с телевизором, Мария Владимировна отступила на шаг, любуясь.
— Замечательные, — с чувством произнесла она. — Давно не видела таких роз. Словно букет невесты… А вы, Марк Борисович, — вдруг спросила она, — в какой области работаете? Или это тоже секрет?
— Ну какой же секрет! — засмеялся Марк. — Моя область, как вы изволили выразиться, история искусств. В частности, русская живопись.
— Боже, как интересно! — вскричала Мария Владимировна, всплеснув сухими ладошками. — Следовательно, вы окончили искусствоведческий? — Марк кивнул на этот полувопрос, хотя врать ему совершенно не хотелось. — Прекрасная, одухотворяющая профессия, вам можно только позавидовать… Вы, очевидно, выступаете и с публикациями?
Марк покачал головой:
— Нет, практически нет. Я специализируюсь на экспертизе произведений искусства и их оценке. Это довольно скудная почва для обобщений.
— Вот оно что! — Мария Владимировна энергично закивала, соглашаясь, при этом ее светло-русые кудряшки запрыгали. — Представляю, как много необыкновенного и таинственного вам довелось повидать… Человеку вашей профессии, наверное, постоянно приходится путешествовать?
— Не так много, как хотелось бы. Что касается таинственного и необыкновенного, Мария Владимировна, то и с этим, увы, неважно. Обычная работа, много всяческой рутины и бумажной суеты…
Марка уже начинало мутить от нелепости происходящего. Какого черта!
Явился сюда этаким столичным барином, а теперь сидит и вешает этой симпатичной женщине лапшу на уши… Он уже стал было подумывать о том, как бы повежливее ретироваться, когда раздался телефонный звонок. Мария Владимировна всполошенно воскликнула: «Это она!» — и ее словно ветром сдуло. Из крохотной прихожей, где располагался аппарат, донеслись ее возбужденные реплики. Разговор, видимо, с ходу принял жесткий оборот. Марк рассеянно улыбнулся, вспомнив слова Лины о том, что телефона у нее нет. Мария Владимировна возмущалась в трубку:
68 
