Особенно,... 
69 
И тем не менее факт был, что называется, налицо: операцию с тайными счетами наци боссы Синдиката могли доверить только кому-то из своего круга. Близкого круга…
– Ты изменился. – Взгляд Марио доставал до мозга. – Вот только не пойму, в какую сторону.
– Все течет, все изменяется… – уклончиво ответил я, глядя прямо в глаза горбуна.
– Мы очень удивились, когда узнали, что ты служишь в охране экспедиции.
– Кто – мы?
– Верно. – Марио с удовлетворением кивнул. – Ты обязан был спросить. Синдикат.
– И что вас так удивило?
– Ты наш человек. Да, тебе пришлось работать с Крученым, курировавшим Восточную Европу, но тем не менее ты выполнял задания не отдельной личности, а Синдиката.
Марио произнес кличку моего бывшего хозяина (которого я благополучно переправил в иной мир) на испанский лад, и мне пришлось поднапрячься, чтобы сообразить, кого он имел в виду. Я и не подозревал, что Тимоха, бывший русский вор в законе, занимал такое высокое место в руководстве Синдиката.
– Кстати, его убили. – Черные глаза горбуна жалили словно шершни. – Интересно кто?
Я равнодушно пожал плечами. Равнодушно и спокойно – я был абсолютно уверен, что Эрнесто, помогавший мне ликвидировать Крученого и получивший за это большие деньги, на сей счет болтать не будет.
– Работали профессионалы, – после небольшой паузы продолжил Марио. – Никаких следов. И похоже, твои соотечественники.
– Издержки нашей проклятой профессии…
– Она не хуже и не лучше других. Только намного опасней. Но к нам не идут яйцеголовые и мягкотелые.
Я промолчал. И в самом начале своей "карьеры" я не относил себя к романтикам ножа и пистолета, а теперь и подавно. К сожалению, трудно свернуть с наезженной колеи…
– Так вот – мы были озадачены твоим появлением в Сан-Паулу.
– Почему?
– Просто ты надолго исчез с нашего горизонта.
– После того как Крученый не вышел на связь, мне ничего иного не оставалось, как забиться в тихий угол и ждать. Что я и делал.
– Резонно… – Марио был угрюм и сосредоточен. – Но может быть и иное толкование твоего поведения…
– Меня в чем-то подозревают?
– Возможно, тебе еще неизвестно, но в случае малейшего подозрения, подтвержденного даже не фактами, а намеками на факты, что кто-то из нас ведет двойную игру, так, как мы сейчас, с отступником не беседуют.
– Я польщен. – Меня постепенно начал забирать гнев.
Какого черта я здесь делаю?! Да плевать мне на Синдикат с его убийцаминевидимками и Марио, вместе взятыми! Худшее в моей жизни уже случилось – я потерял семью, единственное, что удерживало меня на этом свете. После камеры смертников, где я ждал исполнения приговора, произошла переоценка ценностей; жизнь для меня стала мало значить, и только вековой инстинкт самосохранения заставлял избегать смертельных опасностей. Но все, что я для этого делал, казалось мне не больше чем забавной игрой, в которой тренируются мозг и мышцы.
– Нет, ты все-таки изменился. Сильно изменился. – Горбун смотрел на меня с сомнением.
– Так же, как и ты. – Я ответил резко и вызывающе.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Когда я с тобой познакомился, мы были на равных: ты – слугой, я – изгоем. Мы оба страдали. Каждый по-своему, но – страдали. К сожалению, нам тогда не удалось изза языкового барьера сойтись поближе, но все равно мы почувствовали взаимное притяжение. По крайней мере, я – точно. Теперь мы стоим на разных концах лестницы. И я начинаю сомневаться: а тот ли ты человек, каким я тебя представлял?
– Отвечу честно – тогда я выполнял задание.
– Я тоже являлся частью твоего задания?
– Нет. Ты сказал верно – я почувствовал к тебе симпатию… и даже больше.
– Я могу быть откровенным?
– Иного от тебя я и не жду.
– Марио, я завязал с прежней жизнью. Я никогда не чувствовал удовлетворения от своей работы. Меня заставляли убивать, и до сих пор это делают, вольно или невольно. Иногда мне кажется, что, когда я родился, меня искупали не в кипяченой воде, а в крови. И, Марио, прошу тебя, не говори о полезности нашей профессии и том, как почетна и нужна работа мусорщика и ассенизатора человеческого сообщества.
– Да, ты меня сразил… – Горбун тяжело, с сочувствием вздохнул. – Но ты правильно подметил – сейчас мы находимся на разных концах лестницы. И суть даже не в том, кто наверху, а кто внизу. Уж если продолжать говорить образно, то я тоже нахожусь не на самом верху лестницы, а всего лишь где-то посередине. И в любой момент могу оказаться не то что наравне с тобой, но и гораздо ниже… ты понимаешь, о чем я. Знаешь, с кем-нибудь другим я не вел бы такой беседы. Но ты – иное дело. Ты гораздо умнее тех, с кем мне приходится работать. И должен, просто обязан меня понять: Синдикат такими ценными кадрами, как ты, не разбрасывается. У нас с тобой одна дорога – только вперед. Отступать мы можем лишь по приказу.
69 
