– За продолжение знакомства, – предложил Шилов, разлив водку по стаканчикам.
– За продолжение.
Это вчера в кафе он вынужденно соблюдал правила приличия. Захарченко пил сейчас по-мужицки, как привык: высоко запрокидывал голову и вливал в себя водку, как в воронку, только кадык ходил ходуном.
– На службе-то как? – задал Шилов разогревочный вопрос.
– А чего ей сделается. Служба идет, зэки сидят, мы сторожим.
– Тяжело?
Константин пожал плечами.
– Обычно. И привычно… Ну… это… давай еще по пятьдесят капель?
– А то.
Налили, выпили, закусили. Водка аккуратненько легла на вчерашнее, и по телам разлилась приятная истома.
– Бр-р-р, – сказал Шилов. – «От сумы и от тюрьмы», и все такое – это понятно, но не дай бог…
– Так а что такого-то, – Захарченко поковырялся вилкой в салате «Греческий», положил в рот кусочек сыра. – Живут же.
– Ну… Не знаю. Уголовники, феня, опускалово… Нормальный человек разве выдержит.
Он потянулся за колбаской и пропустил взгляд, который бросил на него Костя.
– А ты думаешь, в крытку попадают исключительно рецидивисты? Сам ведь сказал: «от тюрьмы и от сумы…» Так что обычные люди тоже сидят и не кукарекуют…
– Ну, а мы лучше выпьем.
– …А в общем, ты прав, – вдруг жестко сказал Захарченко, когда зажевали следующую рюмашку. – «Кресты» – это в натуре другой мир, бляха-муха. Там не так, там даже язык другой… Но ничего, боремся. Вор не пройдет.
– Хотя, если человек сильный, со стержнем внутри… понимаешь, о чем я?
– Чего ж не понять… – кивнул Костя. – Только вот что я скажу: даже против лома можно найти прием. И обламывают там любые стержни, стоит только намекнуть кому надо.
И под очередной тост он поведал несколько кошмарных историй из серий «Раздавленные крыткой» и «Я – вор в короне», где воровские авторитеты мановением мизинца приказывают шестеркам зачмурить любого не приглянувшегося им бедолагу, старые урки насмерть бьются с бритоголовыми бандитами, отстаивая прежние понятия, а те насаждают новые порядки, и поэтому бунты имеют место примерно раз в неделю…
Ну, не с таким смаком, разумеется, поведал – столичный гость ведь тоже не дурак и лажу почувствует. И все равно прикольно было нести пургу. Захарченко понимал, что этот орел не просто привет передал от Сереги Грушина и по доброте душевной в первый же день накормил-напоил случайного знакомого. Вчера, блин, Захарченко – будем честными – позволил себе быть угощаемым. И совершенно напрасно. Да еще и денег остался должен уйму. А вот это вообще уже никуда не годится. Работая в «Крестах», он на собственном опыте знал, что халявы не бывает, за все надо расплачиваться, а вне службы, на воле, вишь ты, расслабился. И московский орел как пить дать потребует вернуть должок, причем наверняка не деньгами, а услугой. Вот Костя и подпустил в голос трагизма, расписывая ужасы СИЗО, чтобы гость понял: любую услугу, связанную с его службой, выполнить будет ох как затруднительно. Дескать, кровь проливаем, живота не щадим в боях с уркаганами…
– …поэтому на полу в каждой галере, – это коридоры в «Крестах» так называются – желтой краской полоса нарисована, по этой полосе заключенные на допросы ходят. Шаг влево, шаг вправо, и – сам понимаешь…
– Ужас, – согласился Шилов, и непонятно было, поверил он байкам или нет. – Собственно, так я и полагал… Вот почему у меня к тебе дело есть.
«Ага», – навострил уши Захарченко.
– Пустяк, право слово, ты не думай. В общем, у меня… то есть, у вас в «Крестах» сидит мой хороший друг. За дело, конечно, сидит, но все же… Я только недавно узнал. Короче, ты не мог бы ему передачу отнести? Ничего запрещенного, можешь проверить. Так, фрукты там, консервы, носки теплые, зубная щетка, сигареты…
– Скоропортящееся нельзя, – машинально сказал Захарченко.
Он был несколько разочарован. Дачка – и только-то? А он уже губу раскатал…
– Ну, давай вынем все что нельзя.
– А чего ж через окошко не передашь, официально?
– Да видишь ли… Сам же говорил, какой беспредел у вас там. Растащат ведь по дороге! Не опера, так урки.
– Это верно, – серьезно кивнул Захарченко. – Все ценное, что опера с контролерами не стырили, изымается и в общак идет. Таков воровской закон, против него не попрешь.
– Во! А я о чем! Почему к тебе и обратился. Грушин сказал, что ты смог бы…
И Шилов просительно, стараясь не переиграть, заглянул Константину в глаза.
– Блин, сложно это… – протянул Захарченко, лихорадочно размышляя.