Петр первым уселся прямо на краешек квадратного низкого стола, занимавшего всю середину беседки. Вытащил сигареты, с расстановкой выпустил дым, оглядел их, выжидательно взиравших. «Поциничнее, понапористее, — наставлял вчера Пашка. — Чтобы ни тени сомнения не зародилось у ореликов, чтобы чувствовали себя, как глупенькая семиклассница, когда ее физрук недвусмысленно притиснет к стеночке…»
— Ну что. друзья мои, — сказал Петр. — Близится великий день?
Оба почти синхронно закивали в том смысле, что да, близится, Петру в их взорах почудилась прямо-таки собачья преданность. «А ведь Пашка, похоже, держит этих бобров в кулаке, — подумал он не без гордости. — Ишь, как уставились, а ведь не пацаны, не дешевые столоначальники».
— В общем, хочу верить, что могу полностью на вас полагаться, соколы мои,
— произнес он не без металла в голосе. — Прав я, хочется думать?
Рыжов торопливо закивал. Вальяжный Карсавин пожал плечами:
— Какой может быть разговор, Павел Иванович? — и несколько вымученно усмехнулся: — Неужели вы сомневались?
— Ну, я не сомневался… — сказал Петр. — Просто в последнее время по Шантарску бродят разные идиотские слухи — Савельев-де здорово треснулся башкой об асфальт, сдал и пришел в постыдную слабость… Могу вас заверить, соколы, что ничего подобного нет. И башкой об асфальт не трескался, и, что гораздо более важно, прежней хватки ни в коем случае не утратил…
— Это ж видно… — заискивающе поддакнул Рыжов. — И я не сомневаюсь, и Олег Викентьевич нисколечко не сомневается… Верно? Вот видите, Павел Иванович, если вам кто-то что-то нашептал — не верьте вы, бог а ради, слухам… Мы все сделаем в точности, как было прежде оговорено. Можете на нас положиться.
— Ну смотрите, мужики… — Петр еще более подпустил металла в голос: — Давши слово — крепись, а не давши — держись…
— Павел Иванович, — вкрадчиво сказал Карсавин. — Но мы-то, со своей стороны, можем надеяться на скрупулезное выполнение… э-э, прежних договоренностей?
— Я вам, по-моему, твердо обещал? — поднял брови Петр.
— Да, разумеется…
— Тогда к чему экивоки? Как вы ко мне, так и я к нам. Как только — так сразу… — протянул он многозначительно. — Вы все выполняете в точности — и я делаю все, что обещал… Ну как, договорились?
Оба закивали.
— Рад, что не пришлось в вас сомневаться… — сказал Петр, кивнул им и вышел из беседки.
Он был доволен собой. Представления не имея, о чем вообще идет речь, блестяще провел партию, так, что оба они ни в чем не засомневались, ничего не просекли, прямо-таки на задних лапках ходили. Смотри-ка, не столь уж это и трудное дело — закулисные переговоры бизнесменов, финансистов и чиновников… Интересно, что они должны сделать и что Пашка им в обмен обещал? Солидные люди, в годах — а оба разве что хвостиками не виляли, исключительно по причине отсутствия хвостиков…
Музыка на веранде уже не играла. Там в одиночестве стояла Лара, облокотившись на перила, прихлебывая из высокого бокала. Больше никого в пределах прямой видимости не наблюдалось.
— А где общество? — непринужденно спросил Петр, поднимаясь к ней. Вот именно, побольше непринужденности, они же с Пашкой наверняка знакомы…
— Как обычно, лицезреют ботанические ухищрения Нины Николаевны, — кивнула Лара в сторону высокой стеклянной теплицы, изнутри сплошь затянутой до потолка какими-то вьющимися растениями. — Охают и ахают над цветочками, чтобы сделать приятное хозяйке… — Она допила, поставила бокал на широкие перила и с дерзкой ухмылочкой балованного ребенка глянула Петру в глаза. — А вы отчего бродите в одиночестве, господин Савельев? Вид вроде бы не скучающий…
Он пожал плечами, придумывая подходящую фразу, непринужденную, светскую. Лара опередила:
— Что, снова?
— Простите?
— Дорогой Павел Иванович, — протянула она с усмешечкой. — Бога ради, не начинайте. Я согласна, что я — жемчужина, но никак не согласна быть жемчужиной коллекции…
Он так и не успел сообразить, о чем идет речь, не говоря уж о том, чтобы ответить. Сзади послышались шаги, на веранду вышел Черский, остановился в двух шагах от них и, глядя в сторону, безразличным тоном сказал:
— Ларка, погуляй…
— Извините, — улыбнулась она Петру не без ехидства, спустилась с веранды и направилась к теплице.
— Слушай, Павло, — нехорошо выпятив челюсть, негромко сказал Черский. — У тебя с памятью что, в самом деле провальчики?