Особенно,... 
158 
— Хорошо, — усмехнулся лорд Губерт. — Насколько я могу судить, по крайней мере на супружеском ложе он будет служить тебе верой и правдой. Мы можем сегодня же объявить о помолвке — ведь у вас, как я вижу, уже все слажено, — а завтра, коли ты так хочешь, обвенчаетесь.
— Завтра?
— Только не говори, что ты еще подумаешь!
Алина вскочила.
— Нет! Конечно, нет! Но что же мне надеть? — И побежала к Джеанне.
Она надела свою лучшую красную тунику и пояс с рубином, утренний подарок Рауля. Когда он принес пояс, то предложил подумать в последний раз.
— Мы так недавно встретились, любовь моя, и еще так недавно ты сомневалась. Я подожду, если этого хочешь ты.
Алина залюбовалась чудесным поясом.
— Не хочу. Я решила твердо. Если ты сомневаешься… Он гордо поднял голову.
— Ничуть. — И в его глазах она прочла такую же любовь и нетерпеливое желание, какие горели и в ее глазах.
— Тогда будет нам заниматься глупостями.
Они дошли пешком до дверей церкви Святого Стефана, окруженные толпой друзей и родственников, будущих свидетелей их союза, и обменялись клятвами. Тут, ко всеобщему изумлению, запели трубы, и перед церковью в сопровождении приближенных и стражи появился король в роскошном одеянии, с короной на голове.
Вокруг них сразу же собралась толпа, и Генрих объявил:
— До меня дошли слухи о предстоящем событии, и я счел за благо лично засвидетельствовать помолвку. Хватит нам неподтвержденных браков в этой семье, верно, сэр Вильям?
Хьюго и Мэри, казалось, вот-вот упадут без чувств, толпа гудела, как растревоженный улей, а Алина думала, что свадьба из-за присутствия короля может сильно затянуться.
Однако венчание прошло безо всяких помех, и вскоре они уже возвращались на Корсер-стрит уже более пышной и величественной процессией.
— И король с нами? — шепнула Алина Раулю.
— Похоже на то, — печально улыбнулся он. — Еще много часов пройдет, любовь моя, прежде чем мы останемся одни. Но помни, воздержание полезно для души.
— Моя душа так чиста, что сияет!
— А, так вот почему у тебя блестят глаза?
Глаза блестели и у него, и Алина весело рассмеялась и решила, что неважно, будет ли на пиру король. Она уже жена Рауля и может подождать.
Король выказал редкую деликатность, задержавшись в доме Хьюго ровно столько, чтобы выпить за молодых, переговорить с самыми важными гостями и сделать большой заказ вин. Затем он отбыл, предоставив семье и друзьям гулять и веселиться. Хьюго, правда, долго еще не мог опомниться и все твердил, что следует переименовать калитку в Королевские ворота.
И все же из чувства приличия Рауль и Алина не могли сразу оставить гостей. Алина чинно беседовала с женщинами, пригубливала вино, отведывала пирожные, но единственное, чего ей хотелось, — съесть мужа. Он же как будто не выказывал ни малейшего нетерпения, даже нашел в доме лютню и развлек общество музыкой. Конечно, он спел песню про цвет миндаля, не сводя с жены улыбающихся глаз. Когда он допел, многие женщины украдкой вытирали глаза.
Зазвонили к вечерне, и Алина наконец поспешила в угловую комнату, отданную на эту ночь им двоим. Женщины, смеясь и галдя, пошли следом за нею, чтобы помочь ей раздеться. Не отставая от мужчин, они позволяли себе весьма вольные шутки, и Алина много раз заливалась румянцем, пока была приведена в надлежащий вид. Теперь ее наготу скрывал только плащ распущенных волос.
Вошел Рауль. На нем тоже ничего не было, кроме плаща, да и тот он сразу же скинул.
Разумеется, его коротко подрезанные волосы ничего не скрывали, но кому пришло бы в голову скрывать подобное совершенство?
Он улыбнулся Алине как ни в чем не бывало, хотя уже готов был к любви, и мужчины и женщины, не стесняясь, отпускали соленые шуточки и одобрительные замечания на этот счет. Второй раз в жизни Алина глядела на тайные части мужского тела и знала, что щеки ее давно уже стали пунцовыми, но это ее ничуть не заботило.
— Уйдите, — велел Рауль шумным дружкам и обнял Алину, заключая ее в надежное кольцо своих рук.
Она смутно слышала смех, стук закрывшейся двери, затем наступила тишина.
Тишина, Рауль и ее собственное нарастающее желание.
— Боишься? — спросил он.
Алина посмотрела в его потемневшие глаза.
— Совсем не боюсь. Ведь я предупреждала, что вид обнаженного мужского тела приводит меня в противоестественное возбуждение.
— Не вижу тут ничего противоестественного, любовь моя, — рассмеялся Рауль. — Напротив, быть может, это к лучшему, ибо ты сдаешь крепость сюзерену, способному удовлетворить твои нужды.
158 
