Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
41 
Ну, облетали. Отправились на выполнение боевого задания.
Витька был ведущим в своей паре. «Мессера» на нас вывалились из облаков, четыре пары. Ну, нас было хотя и поменьше, всего шесть, но народ летел опытный, умевший крутить финты…
До сих пор это перед глазами… Витька лопухнулся так, как способен исключительно зеленый новичок. Для летчика-истребителя с его стажем и опытом все это было предельно странно. Сделал самое худшее, то, чего делать категорически не следовало…
Ему нужно было уйти в сторону с потерей высоты, крутануть пилотаж – а он, как сопляк, начал круто набирать высоту, подставил немцу брюхо… Как сопляк, понимаете! Словно умом тронулся на миг. Ну, «мессер», не будь дурак, ему в брюхо и врезал из всего бортового… Витькин истребитель даже не рассыпался – разбрызгался в воздухе. Тут уже не выпрыгнешь, потому что прыгать некому…
Каждый может думать, что ему хочется, но мы потом, на земле, когда подвели кое-какие итоги, были уверены, что – сбылось. Цыганки – они, знаете ли…
В чем тут штука? Истребитель этот, на каких мы тогда летели, сначала назывался в Соединенных Штатах «Норт америкэн пэ-пятьдесят один». Но англичане, коим его поставляли в массовом порядке, назвали самолет «Мустангом». Именно эту модель. Название попало во все официальные бумаги. Вам объяснять, кто такой мустанг? Не нужно? Вот то-то. Такие дела… Ведь, если подходить строго формально – на коне Витька убился. На мустанге… А что на железном, а не на живом – так насчет того, что конь должен быть непременно живым, цыганка ведь не уточняла…
Одним словом, лучше уж жить без всяких гаданий и предсказаний. Так оно спокойнее…
Как меня водили
Не зря говорят, что Западная Украина – поганый край. И дело тут отнюдь не в бандеровцах. У меня было случай почище. Куда там бандерам…
Я тогда был механиком-водителем на самоходке. Стояли мы в одном глухом уголке, местность вокруг была исключительно красивая – возвышенности живописные, леса, зеленеет все…
Тогда была передышка. Стояли мы там уже пару дней, не наблюдая поблизости ни немцев, ни бандер, маленько расслабились. А впрочем, история такая, что и бдительность не помогла бы…
Сижу я в траве и перебираю инструмент – предстояла кое-какая мелкая профилактика. Остальные подремывают по ту сторону самоходки, у ближайших машин тоже никакого шевеления, солнышко светит, теплынь, такие, в общем, тишина и благолепие…
И тут подходит не кто-нибудь, не с ветки незнакомец спрыгнувши – Ванька Масягин собственной персоной, заряжающий из нашего же взвода, можно сказать, приятель и корешок. Доподлинный, по всем приметам, Ванька – лицо его, комбинезон его, даже трофейный фрицевский кинжал с черной ручкой на поясе висит, как всегда, и кобура на немецкий манер, слева и впереди прицеплена.
И говорит мне:
– Вставай, Сережа, пошли!
Я встаю – и чапаю за ним, как дурак, отчего-то не задавши ни единого вопроса. Иду себе и иду, знай ноги переставляю. Идем мы куда-то, идем, идем…
Не знаю, что на меня нашло, только я вдруг себя почувствовал чуточку посвободнее. Словно бы освободился от этой дурацкой нерассуждающей покорности, мне, в общем-то, не свойственной. Приостановился и спрашиваю:
– Вань, а Вань! А куда мы идем?
И тут, не поверите… Только я это спросил – Ваньки не стало. Пропал куда-то, в воздухе растаял. Вот только что был тут, шагал передо мной, как заведенный – и растаял…
Жутковато мне стало. Точно знаю, что не сон. Что Ванька только что шагал передо мной, вел куда-то. И не мог он никуда спрятаться, никуда убежать. Пропал с глаз мигом, как будто повернули выключатель, и никакого Ваньки не стало…
Стою, коленки чуть дрожат, оглядываюсь. Батюшки мои… Вон они, самоходочки, виднеются далеко внизу – и до них от того места, где я стою, километра четыре. А стою я высоко на горе, над долиной. Один-одинешенек. Ни одной живой души вокруг.
Меня холодным потом прошибло. И в этот момент испугался я не столько этой странности, внезапного Ванькиного исчезновения, сколько того, что мое отсутствие будет замечено. На языке уставов – а язычок этот строгий! – такие вещи именуются «самовольное оставление расположения части» и караются по всей строгости законов военного времени. Возьмут в оборот – и доказывай потом, что не было у тебя злостных намерений…
Как я вжарил со всех ног в расположение! Пятки сверкали! Не знаю, какие тогда были рекорды по бегу, но уверен, что я побил их все, сколько ни есть…
41 
