— Что зенками хлопаешь, олух? — издалека донесся до него суровый голос Захара. — Он, смотри, нормальные люди уже верхом давно, а ты еще порток не подвязал!
«Малюта уже у старшего, — моментально понял Середин. — В дорогу собирают».
— Давай, давай, шевелись! Хорошо хоть, не девка ты, давно бы все с голоду завыли.
— Утро доброе сему дому! — громко поздоровался ведун.
— И ты здрав будь, кузнец! — моментально откликнулся мужик. — Как насчет сбитеня горячего?
— Сбитеня в дорогу? А что, дело хорошее.
— А расстегаев щучьих? — поинтересовался бородач, отворяя створку ворот. — Благодарствую тебе за петлю, Олег. Аккурат на старое место легла. Умелые у тебя руки, кузнец. Не то что у этого… — Захар закрутил головой: — Ты еще здесь? В хлев беги, сказываю, кобылу саврасую седлай.
— А покушать? — с надеждой поинтересовался мальчишка с всклокоченными волосами, в косоворотке без единой пуговицы на вороте, опоясанный толстой веревкой с узлом на боку.
— Коли собраться успеешь, обормот, пока Лабута не поспел, тогда и поешь!
Олегу же хозяйка вынесла большой ковш горячего сбитеня и не менее горячий расстегай, из разорванной спины которого проглядывали белые кусочки рыбы, кольца лука и желтоватые ломтики репы. Похоже, Лада ухитрилась подняться еще раньше ведуна, коли снедь у нее такая свежая. Середин спешился, оставив лошадей за воротами, с удовольствием заморил червячка, после чего поклонился хозяйке в пояс:
— Спасибо за угощение, Лада свет батьковна. Давненько такой вкуснятины не пробовал.
— Да чего там, — зарделась хозяйка.
Захар тоже заметно приосанился, услышав похвалу своей жене, и снова зарычал:
— Да откуда же ты таким уродился?! Покладь мою котомку на место! Сума твоя на крыльце, и торба с ячменем. Ты почему в одном поршне?
— Дык, развязался второй, дядя Захар.
— Так шо теперь, всю жизть в одном сапоге ходить станешь?
— Утопленника-то убрали? — отвернулся ведун, чтобы не видеть этой бестолковщины.
— Есть такое дело, — сказал старший. — Под лещину татя зарыли. Мужики так прикинули, расти лучше станет. Орехи в хозяйстве сгодятся. Поршню надень, тютя!
Громко захлопав крыльями, на воротный столб опустился черный с красным хвостом петух и закукарекал с такой радостью, что у ведуна заложило уши. Борясь с соблазном огреть его плетью, Середин покосился на хозяина и тихо зашипел на птицу:
— Пошел вон отсюда! — Петух в ответ снова заорал.
— Оседлал, дядя Захар! — радостно сообщил мальчишка. — Я пойду, поснедаю?
— Пояс у Трети[6] возьми и косарь, — ответил старший. — Да стеганку найди в сундуке, что в сенях. Да не в окованном, а старом, с одной ручкой. Шапка твоя где?
— У деда Рюрика забыл.
— Тьфу, напасть. Ладно, тоды ушанку проси у Лады. Может, даст чего из старья.
— А поснедать?
— Сотоварищи накормят, коли заслужишь. Вон, Лабута едет.
И правда, со стороны ворот на кауром скакуне приближался рыжебородый бортник в овчинной безрукавке, с заткнутым за пояс топором.
— Здравы будьте, люди добрые, — поприветствовал он. — Вроде как с петухами трогаться собирались?
— Ну уж нет, — покачал головой ведун. — Пусть этот горлодрал тут остается.
— И то верно, — расхохотался мужик. — Нам бы чего ощипанное с собой. А, Захар?
— Вон, цыпленка берите ощипанного, — предложил старший. — Всё, Малюта, в седло садись. Давайте мужики, поезжайте. Надеюсь, за день обернетесь. И осторожнее там. Так получается, неспокойным край наш оказался. Половцам не попадитесь.
— И на том спасибо, — натянул поводья Лабута, глядя как со двора выезжает Малюта верхом на светло-гнедой молоденькой кобылке, в ватнике, с огромным ножом на поясе и чересседельной сумкой перед седлом. — Давай, цыпленок, вперед поезжай. А то свалишься, мы и не заметим. А ты, я вижу, одвуконь?
Последний вопрос относился уже к Олегу, и ведун кивнул:
— Привык с заводными странствовать.
— Тут пути-то на день всего.
— Всё едино с заводным спокойнее.
— Может, и так, — не стал спорить бортник и кивнул Захару: — Ну, тоды мы тронулись.
— Счастливого пути, — махнул рукой тот и закрыл створку ворот.
Вместе с первыми петухами поднялось и ленивое осеннее солнце, почти мгновенно растопив иней, но всё равно почти не прибавив тепла. Чавкая копытами по размокшей от дождей дороге, путники добрались до леса, стали подниматься на холм.