Особенно,... 
111 
Когда ведун вернулся к ручью, девушки уже водили на нем хоровод, а парни прыгали через костер — то ли избавляясь от злых духов, то ли просто для веселья. Пламя стояло высоко, в рост человека — так что и удаль молодецкую они тоже показывали. Ближе к воде, на расстеленных коврах — богато зажила деревня — стояли блюда с большущими блинами, миски с медом — не хмельным, обыкновенным. Хмельной мед был в крынках, приглашающе открывших свои широкие горлышки.
Олег с удивлением заметил, что вокруг чучела уже образовалась довольно обширная полынья — то ли из-за тепла огня, то ли благодаря обряду, но ручей очищался ото льда буквально на глазах. Ведун присел на край ковра, кивнув Захару и Скреженю, скатал один из блинов в трубочку, макнул в мед.
— Прощай, Зима, идет Ярило! — похоже на тост произнес старший, поднимая свой блин.
— Долой Зиму, ура Яриле, — кивнул Олег, ответив на тост своим блином.
Впрочем, запивали угощение всё равно пивом и медом, причем с большим удовольствием.
Костер частично прогорел, пламя осело. Теперь через него начали прыгать подростки, а парни, разбив хоровод, затеяли с девушками игру в жмурки. Причем игравшие мало-помалу всё больше удалялись от общего застолья. Тем временем захаровские мальчишки принесли котел, торжественно зачерпнули из дошедшей до берега полыньи «ярилиной» воды, водрузили на угли. Ребятня, отогнанная в сторону, затеяла игру в шапки, быстро переросшую в драку. Их начали разнимать парни постарше… И дело кончилось классической русской забавой — кулачным боем. Иначе говоря, слегка облагороженной правилами боя общедеревенской дракой «стенка на стенку».
Олег ввязываться в веселье не стал, его тревожило совсем другое: серебряный крест потихонечку начал нагреваться, указывая на нарастающее со стороны воды магическое воздействие. Вот только подсказать не мог христианский оберег: то ли это колдовство вызвано обрядом изгнания зимы, то ли водяная нежить подтягивается к открытой воде, собираясь наконец-то выглянуть из своего царства на воздух. Болото, насколько хватало глаз, покрывалось темными пятнами из-за выступившей из-под липкого снега воды. Кое-где, скорее всего, это была уже не вода, а самые настоящие полыньи. Сила Хорса пробуждала болото ото сна.
Драка закончилась перемирием, блинами, пивом и перловой кашей из котла. На месте прогоревшего парни запалили новый костер, прыгать через который подбивали уже девиц. Те хихикали, отнекивались, но иногда, взяв кого-то из молодых людей за руку, всё же прыгали. В свете пламени приближающиеся сумерки были незаметны, и Олег не поверил своим ушам, когда раскрасневшаяся Людмила присела рядом:
— Младших пора укладывать, Олег. Останешься али с нами пойдешь?
— Пойду…
Только во дворе, в тени дома, сараев и навесов, стало понятно, что на Сураву опускается ночь — вокруг было так темно, что приходилось ходить чуть ли не на ощупь. Людмила повернула в конюшню, подвела малышей к сваленному в углу сену, велела ложиться на брошенную поверх сухой травы попону:
— Смотрите не подеритесь ночью! — предупредила она детей, накрывая каждого отдельным тулупом. — Коли по нужде побежите, не забудьте, куда спать вертаться.
Середин ошарашенно оглянулся на избу, потом повернулся к детям.
— Вот, — выпрямилась женщина. — Давно ли я Одинца так же укладывала. А ныне уже — мужчина вырос. Может и вовсе не прийти, не спрашивается.
— А чего в дом-то не идем? — перебил ее ведун.
— Дык, последний день зимы сегодня, — напомнила Людмила. — С мертвого на живое всё меняется. Навий день. Духи предков сегодня в дома возвращаются. Смотрят, всё ли в порядке, как дети порядки и заветы их чтут. Я им и стол ужо накрыла. А живым сегодня в дома нельзя. Навки с собой в зиму унесут, враз застынешь до смерти.
— Где же тогда спать? Ныне даже сеновалов нет, пустые, лето на носу.
— Ну, кто где может, тот там и устраивается, — засмеялась хозяйка, взяла его за руку, повела к бане.
Олег собрался было напомнить про всякого рода банщиков и их сотоварищей, но Людмила зашла с другой стороны, указала на приставленную к чердачному окошку лестницу. Забралась вслед за ведуном.
Наверху было тесно, пахло перегноем. Олег ощутил под ногами толстый, рыхлый слой соломы, настеленной, должно быть, для тепла. Продвинулся чуть дальше и оказался на толстой попоне.
— Помню, в девках была, сколько раз над баней ночевала. Отец строгий был, до петухов не успела — зараз двери на засов. Ты там опасливей крутись, мед опрокинешь.
111 
