* * *
– Здравствуй, Ноэль.
Ноэль Сент-Джон медленно опустила книгу на колени. Так же медленно она подняла голову и посмотрела на дверь. В дверях стояла ее дочь, одетая в мужскую куртку, доходящую ей почти до колен.
Мать не шелохнулась, только пристально смотрела на Салли. Когда она была маленькой, мама всегда ее обнимала, прижимала к себе, целовала. Сейчас она не сдвинулась с места. Что ж, если Ноэль считает ее сумасшедшей, то ее поведение можно понять. Может быть, она думает, что дочь явилась сюда, чтобы ее застрелить? Тихим испуганным голосом мать проговорила:
– Салли, это действительно ты?
– Да. Я снова выбралась из лечебницы. Я сбежала от доктора Бидермейера.
– Но прочему, дорогая? Он же так хорошо о тебе заботится, разве нет? Почему ты на меня так смотришь? В чем дело, Салли?
Но через мгновение ничто уже не имело значения, потому что мать улыбнулась. Ноэль поднялась, подбежала к Салли и заключила ее в объятия. Годы мгновенно слетели с нее, как шелуха, Салли снова была маленькой девочкой. Она в безопасности, ведь ее обнимает мама, Салли почувствовала неизъяснимую безграничную привязанность. То, о чем она молилась, сбылось: мать оказалась здесь ради нее.
– Мама, ты должна мне помочь. Меня все ищут.
Ноэль немного отстранилась, поглаживая дочь но волосам, касаясь пальцами ее бледного лица. Потом снова обняла ее, прошептав:
– Все в порядке, моя дорогая, я обо всем позабочусь. Все хорошо.
Ноэль была ниже ростом, чем Салли, но она – мать, а Салли – ее ребенок, и по отношению к ней она чувствовала себя почти что богиней.
Салли позволила себе побыть в материнских объятиях, вдыхая аромат маминых духов – запах, который окружал Ноэль столько, сколько Салли себя помнила.
– Прости, Ноэль. У тебя все в порядке? Мать выпустила ее, отступая на шаг.
– Пришлось нелегко. Из-за полиции и из-за того, что я не знала, где ты, что с тобой, и постоянно волновалась. Нужно было позвонить мне, Салли, я так о тебе беспокоилась.
– Я не могла. Я боялась, что полиция прослушивает твой телефон, они могли меня выследить.
– Не думаю, что с моим телефоном что-нибудь не так. Не станет же полиция ставить подслушивающие устройства в доме твоего отца?
– Он мертв, Ноэль. Они могут сделать все что угодно. А теперь выслушай меня. Я должна сказать тебе правду. Я знаю, что в ту ночь, когда был убит отец, находилась здесь. Но я ничего об этом не помню. Только какие-то искаженные образы – и ни одного лица, только громкие голоса – и ни одного человека, с которым можно связать какой-то голос.
– Все в порядке, любовь моя. Я не убивала твоего отца. Я знаю, что ты скрылась именно для того, чтобы оградить меня от обвинения в убийстве так же, как ты пыталась заступаться за меня все эти годы. Ты мне веришь? Почему ты считала, что я могу что-нибудь знать об убийстве? Меня самой не было дома, я была со Скоттом, твоим мужем. Он так за тебя волновался! Только и говорил о тебе и о том, как молится за твое возвращение домой. Салли, прошу тебя, скажи, что ты мне веришь! Я бы не могла убить твоего отца.
– Да, Ноэль, я тебе верю, хотя, честно говоря, если бы ты пристрелила этого мерзавца, я бы первая тебе аплодировала. Однако я никогда всерьез не верила, что это сделала ты. Но я не могу ничего вспомнить, просто не могу; и полиция, и ФБР – все они считают, что мне известно все, что произошло в ту ночь. Ты не расскажешь мне, как было дело, Ноэль?
– Ты опять здорова?
Салли удивленно посмотрела на мать. Она выглядит какой-то испуганной. Кого она боится? Ее? Собственной дочери? Может, она думает, что Салли может ее убить, потому что она ненормальная? Салли недоверчиво покачала головой. Возможно, Ноэль и кажется немного испуганной, но при этом она все равно выглядит очень изысканно в этой свободной пижаме из яркого изумрудно-зеленого шелка. Ее светлые волосы забраны в пучок и схвачены золотой заколкой, шею украшают три тонкие золотые цепочки. Ноэль казалась юной, прекрасной и какой-то удивительно живой. В конце концов, может быть, в мире все-таки существует хоть какая-то справедливость?!
– Выслушай меня, Ноэль. Я вообще не была больна. В это заведение меня упрятал отец. Все было подстроено, отцу просто было нужно убрать меня с дороги. Почему? Не знаю. Может быть, из мести за то, что я в течение последних десяти лет постоянно чинила ему препятствия. Признайся, ты же наверняка подозревала что-нибудь в этом роде, не вполне доверяла всему, что он говорил? Ох, мама, ты даже ни разу не приехала меня навестить. Ни разу.