Амабель только кивнула. Салли сидела тихо, наблюдая, как она двигается по своей небольшой кухоньке, и каждое ее движение было плавным, ловким и точным. Она была очень грациозной – эта пожилая тетушка в одежке хиппи. Салли взглянула на ее сильные руки, длинные пальцы, коротко подстриженные ногти, покрытые невообразимо ярким красным лаком. Сейчас она вспомнила, что Амабель художница. В ней невозможно было найти никакого сходства с Ноэль – младшей сестрой. Амабель была черной, как цыганка, а Ноэль – блондинка с голубыми глазами, и мягкая, как подушка.
«Как я», – подумала Салли. Но она больше не была мягкой, она стала твердой, как камень.
Салли подумала, что ее бы не очень удивило, если бы Амабель вытащила колоду карт и предсказала ей будущее. Интересно, почему у них в семье никто никогда не говорил об Амабель? Что такое ужасное она сделала?
Пальцы Салли потерли белую полоску на месте обручального кольца. Окинув взглядом старую кухню с допотопным холодильником и фарфоровой раковиной, она спросила:
– Тетя Амабель, вы не против, что я здесь?
– Зови меня Амабель, детка, это будет просто замечательно. Я совсем не против. Мы обе будем защищать твою маму. Что касается тебя, то я не думаю, что ты способна обидеть даже того маленького жучка, что бежит по полу.
Салли покачала головой, встала с места и раздавила подошвой жучка. Потом опять села.
– Я просто хочу, чтобы вы видели меня такой, какая я есть на самом деле.
Амабель только пожала плечами. повернулись к плите, где посвистывал чайник, и налили кипяток в чашки.
– То, что случается с людьми, меняет их, произнесла она не оборачиваясь. – Возьмем хотя бы твою маму. Все, включая и меня, всегда ее оберегали. Почему бы ее дочери не делать то же самое? Ты ведь ее защищаешь, не так ли, Салли?
Она протянула племяннице чашку чая. Салли поболтала пакетик вверх-вниз, потом вытащила его и осторожно положила на блюдце. Она возилась с пакетиком точь-в-точь как в юности ее мать. Сделав глоток, Салли немного подержала смешанный с бренди чай во рту и только потом проглотила. Чай оказался восхитительным: густым, крепким, ароматным... Почти в тот же миг она почувствовала, как напряжение понемногу начинает спадать. Да, бренди – это вещь! Наверняка она будет здесь в безопасности. Тетя Амабель, конечно же, примет ее на время, пока она разберется, что делать дальше.
Салли догадывалась, что тетушке хочется услышать все подробности, и была несказанно благодарна за то, что та ее не торопит.
– Знаешь, – говорила Амабель, – я часто задумывалась, какая женщина из тебя получится. Как мне теперь кажется – прекрасная. Вся эта неразбериха – а это именно она и есть – пройдет. Вот увидишь, все образуется. – Она немного помолчала, вспоминая глубокую привязанность, которую испытывала к маленькой девочке, – затаенное желание прижать ее крепче, стиснуть, пока та не запищит. Как ни странно, это желание с годами не прошло. Нельзя сказать, чтобы это нравилось Амабель.
– Салли, будь осторожна, когда опираешься на стол с той стороны. Пурн Дэвис хотел его мне починить, но я не позволила.
Амабель знала, что Салли ее не слышит, но это было не важно. Она просто создавала звуковой фон, пока Салли подкреплялась бренди.
– Ваш чай – это нечто особенное, Амабель. Непривычно, но вкусно. – Она сделала еще глоток, потом еще и почувствовала, как в желудке разливается тепло. Салли вдруг поняла, что не испытывала такого тепла по меньшей мере уже дней пять.
– Теперь ты можешь поделиться со мной своими бедами, Салли. Ты ведь приехала сюда, чтобы попытаться защитить свою маму, правда, детка?
Салли сделала еще один большой глоток. Что она может сказать? И не сказала ничего.
– Мама убила твоего отца?
Салли молча поставила чашку и уставилась в нее невидящим взглядом, от всей души желая знать истинное положение вещей. Но та ночь в ее сознании была такой же темной, как этот чай на дне чашки.
– Не знаю, – произнесла она в конце концов. – Я просто не знаю, но они думают, что мне известно. Они думают, что я либо защищаю Ноэль, либо скрываюсь, потому что сделала это сама. Они пытаются меня найти. Я не хочу рисковать, и поэтому я здесь.
Говорит ли она правду? Амабель ничего не ответила. Она просто улыбнулась племяннице, которая выглядела такой изможденной, осунувшейся, в лице – ни кровинки. Прекрасные голубые глаза как будто выцвели и поблекли, как старое платье. Она была слишком худенькой: свитер и брюки болтались на ней, как на вешалке. В этот миг племянница вовсе не казалась Амабель молодой, напротив, чувствовалось, что она с избытком насмотрелась на темные стороны жизни.