Особенно,... 
53 
Она не хотела и отрицательно покачала головой.
Он сбросил с себя халат, забрался в ванну и откинулся назад, так что наружу вылезли голые коленки. Синджен посмеялась бы над его видом, если бы не чувствовала себя такой несчастной. Ей не хотелось вставать с кровати. И не хотелось встречаться с братьями.
Они ни словом не упомянули о вчерашнем. Похоже, и Дуглас, и Райдер твердо решили, что отныне больше не будут ни спорить, ни драться с Колином Кинроссом. Более того, судя по их виноватому виду, они понимали, что вчера поставили свою сестру в ужасающе неловкое положение. Она смутилась еще больше, когда осознала, что они скорее всего обсудили между собой создавшуюся ситуацию и договорились вести себя так, будто ничего не произошло. Знать, что кто-то, пусть даже ее собственные братья, обсуждает то, что произошло с ней минувшей ночью, было невыносимо. После второй чашки кофе Райдер сказал:
— Мы с Дугласом уезжаем, Синджен. Нынче же утром. Мы оба сожалеем, что вломились к вам и так тебя сконфузили. Но если когда-нибудь мы будем тебе нужны, напиши нам или пошли доверенного человека к Дугласу или ко мне — и мы тотчас же явимся к тебе на помощь. Мы сделаем все, чего бы ты ни пожелала.
— Спасибо, — произнесла Синджен. Внезапно ей захотелось, чтобы они не уезжали и чтобы не давали обещания не вмешиваться в ее жизнь. Сколько она себя помнила, они всегда вмешивались. Они любили ее. Даже прошлой ночью — даже тогда они действовали так, потому что любили ее.
Когда час спустя они стали прощаться, у нее упало сердце. Она вдруг почувствовала себя совершенно одинокой и впервые по-настоящему испугалась того, что сделала. Она бросилась в объятия Дугласа и крепко обхватила его руками.
— Пожалуйста, будь осторожен. И скажи Алике, что я ее люблю.
— Непременно.
— И близнецам тоже. Райдер говорил мне, что они до того неугомонные, что скоро разнесут его дом. Наверное, это чудесно. Мне так не хватает и твоих близнецов, и всех детей Райдера.
— Да, сестренка, я знаю. Мне их тоже не хватает. Хорошо, что и Райдер, и Софи обожают детей, даже тех маленьких разбойников, которые норовят все разрушить и разломать. Наш лондонский дом я закрыл. Алике и мальчики будут ждать меня в Нортклифф-Холле. О нашей матушке не беспокойся. Я лично прослежу за тем, чтобы ее письма тебе были приятными, а не сводились к бесконечному брюзжанию.
Райдер обнял сестру и, прижав ее к груди, сказал:
— А я поцелую за тебя Софи и приласкаю всех моих разбойников. И мне будет очень, очень тебя недоставать.
— Не забудь приласкать и Грэйсона, Райдер. Он у тебя такой красавец, и знаешь, я уже сейчас по нему скучаю.
— Он вылитая Софи, только глаза у него в нашу породу — фамильные голубые глаза Шербруков. И подбородок тоже наш — упрямее не бывает.
— Да, и я очень его люблю.
— Ну-ну, не плачь, сестренка. Я понимаю, каково тебе сейчас, ведь Софи тоже пришлось оставить свой дом на Ямайке и отправиться в Англию, и я знаю: порой она чувствовала себя подавленной. И она тут мерзла. Да успокойся ты, Синджен. Колин — твой муж, он о тебе позаботится.
— Да, я знаю.
Но в ее голосе Райдер не услышал убежденности. О проклятие, что же им делать? Ведь она теперь замужем за этим шотландцем. Но оставить ее здесь одну… нет, это ему решительно не нравилось. Однако Дуглас настойчиво твердил, что надо уезжать, что они и так уже натворили дел, вмешиваясь во все подряд.
— Иногда в начале супружеской жизни не все идет так гладко, как хотелось бы, — начал Райдер.
Синджен не отвечала, только молча смотрела на него с отчужденным выражением на лице, и он торопливо закончил:
— То есть я хочу сказать, что время от времени у мужа и жены могут возникать небольшие проблемы. Но со временем все они решаются, Синджен. Ты должна быть терпеливой, вот и все.
Он понятия не имел, те ли это слова, которые нужны ей сейчас. Может быть, он сказал что-то не то, но боль в ее глазах поразила его в самое сердце. Он не хотел уезжать и оставлять ее в этой проклятой чужой Шотландии с этим ее проклятым мужем, которого она знает без году неделя.
Колин стоял в стороне, глядя на них троих и хмуря брови. Он чувствовал ревность, да, именно ревность, хотя и осознавал, что это странно. Эти трое так любили друг друга. А он и его старший брат Малколм всегда готовы были вцепиться друг другу в глотку. Что же до их отца, то он только смеялся, глядя на их вражду, и неизменно брал сторону старшего сына, поскольку тот был будущий лэрд, будущий граф, а значит, только его мнение имело вес и только с ним следовало считаться. Отец предпочитал верить словам Малколма, а не своего младшего отпрыска, исполнял все его желания и исправно оплачивал его бесконечные карточные долги и расходы на девок. А потом Колин, вопреки желанию отца, не пошел служить к Наполеону, потому что знал — это чревато катастрофой. И не то чтобы его отец был убежденным бонапартистом: нет, он исповедовал бонапартистские идеи лишь потому, что это его забавляло. Малколм разделял эти взгляды по той же причине, но у него имелся и дополнительный интерес — он пользовался ими, чтобы дразнить ненавистного младшего брата и чтобы вынудить его покинуть Шотландию и уехать во Францию. Но Колин не уехал. Он хотел вступить в английскую армию, но, как и следовало ожидать, отец наотрез отказался купить ему офицерский патент. У старого графа были на его счет иные планы: он использовал своего второго сына, чтобы положить конец старой вражде с Макферсонами. Когда Колину было двадцать лет, он женился на Фионе Далинг Макферсон. Это положило конец вражде — но месяц назад она вдруг вспыхнула с новой силой. Месяц назад случилось нечто, разъярившее Роберта Макферсона и побудившее его возобновить войну.
53 
