Последние отзывы

  120  

— Я могу разблокировать его и без вашей помощи. Не мешайте мне, иначе про дверь узнают все соседи.

— Ну и что? Разве это преступление?

— Могут подумать, что вы собирались обокрасть старика Воделя.

Хрупкая женщина быстро пошла за ключом, ворча и на все корки ругая полицию. Адамберг спустился вслед за ней в подвал, в стене которого был проделан проход.

— Полицейские стараются изо всех сил, — говорила женщина, отпирая засов, — а в итоге делают сплошные глупости, одна хуже другой. Обвинили меня в краже. Прицепились к Эмилю, потом к этому молодому человеку.

— Полицейские нашли его носовой платок.

— Глупости. Оставлять платки в чужих домах вообще не принято, так кто же оставит свой платок в доме человека, которого убил?

— Не идите за мной, мадам Бурлан, — сказал Адамберг, отталкивая маленькую женщину, которая семенила сзади. — Это опасно.

— Убийца там?

— Да. Возвращайтесь к себе и ждите подкрепления, а пока сидите тихо.

Женщина быстро засеменила в обратном направлении. Адамберг бесшумно поднялся по лестнице, ведущей из подвала Воделя в кухню. Ступеньки были заставлены всяким хламом, и Адамберг включил фонарик, чтобы не споткнуться о ящик из-под фруктов или бутылку. Замок на двери в кухню был стандартный, и Адамберг открыл его за одну минуту. Из кухни он сразу пошел по коридору к большой комнате, где стоял рояль. Если Паоле решил инсценировать самоубийство Кромса, это должно выглядеть так: преступник, замученный угрызениями совести, возвращается на место преступления и пускает себе пулю в лоб.

Дверь в комнату закрыта, увидеть ничего нельзя. Услышать тоже: ковры на стенах приглушают голоса. Дальше по коридору находилась ванная. Адамберг зашел туда. Под потолком, в стене, отделявшей ванную от гостиной, была вентиляционная отдушина. Адамберг влез на корзину для белья и сквозь решетку отдушины заглянул в гостиную.

Паоле стоял спиной к нему, держа в вытянутой, но не напряженной руке пистолет с глушителем. А напротив, в кресле эпохи Людовика XIII, сидел и плакал Кромс: сейчас в нем не осталось и следа от наглого, зловещего «гота». Паоле буквально приковал, вернее, пригвоздил его к креслу. Кисть левой руки, лежавшая на подлокотнике, была проткнута ножом, острие которого прочно засело в дереве. Вокруг уже натекло много крови: парень не первый час был пленником этого кресла, он исходил потом от боли.

— Кому? — повторял Паоле, вертя у него перед глазами телефон.

Наверно, Кромс опять попытался подать сигнал бедствия, но на этот раз Паоле его застукал. Щелкнуло лезвие выкидного ножа, Паоле схватил правую руку Кромса и покрыл ее порезами. Он делал это неторопливо, как будто резал рыбу и словно бы не слыша криков молодого человека.

— Теперь не будешь дурить. Кому?

— Адамбергу, — простонал Кромс.

— Ах как скверно, — сказал Паоле. — Значит, сын уже не стремится победить отца? При первой же царапине он зовет папочку на помощь? Por, Qos. Что ты хотел ему сказать?

— Я хотел послать сигнал SOS. Но не смог набрать его правильно. Он ничего не поймет. Отпустите меня, я вас не выдам, я ничего не скажу, я ничего не знаю.

— Но ты мне нужен, мой мальчик. Пойми, легавые зашли уже слишком далеко. Ты останешься здесь, на месте твоего преступления, распятый на этом кресле, покрытый ранами, которые нанес себе сам, стремясь к смерти. Вот и все. У меня много дел, и я хочу жить спокойно.

— Я тоже, — выдохнул Кромс.

— Ты? — произнес Паоле, выключая его мобильник. — А какие у тебя дела? Мастерить безделушки? Петь? Обжираться? Так ведь всем на это наплевать, мой бедный мальчик. Ты ни на что не годен и никому не интересен. Твоя мать уехала, отец от тебя отказался. В сущности, смерть станет для тебя благом. Ты прославишься.

— Я никому не скажу. Я уеду далеко. Адамберг не поймет.

Паоле пожал плечами.

— Разумеется, он не поймет. У него пустая башка, не лучше твоей, это никчемный тип. Яблоко от яблони недалеко падает. Но каким бы он ни был, поздно звать его на помощь. Он умер.

— Неправда, — сказал Кромс, дернувшись на кресле.

Паоле тронул рукоять, и нож, вонзенный в руку Кромса, закачался, расширяя рану.

— Успокойся. Он действительно мертв, мертвее не бывает. Замурован в склепе с жертвами Плогойовица в Кисельево, в Сербии. Так что вряд ли он соберется к тебе в гости.

Паоле говорил тихо, словно бы сам с собой, а по лицу Кромса было видно, как ускользает от него последняя надежда.

  120