Последние отзывы

  64  

— Бенжамену понадобилась рука для другого короткометражного фильма. Фрамбуаз поняла, в каком я был положении. Надеюсь, что и Виктор Массо не станет держать на меня зла.

— Ну что ж, желаю вам этого от всей души, — сказала Лола, поднимаясь с самой любезной улыбкой. — Мы горячо благодарим вас, но мы вынуждены вас покинуть. Опаздываем на коктейль у Тромбона.

— С Кеном Камияной?

— С ним.

— Я обожаю то, что он делает. С какой тонкостью, например, он работает с понятием «кавай».

— «Кавай»? — спросила Лола, подталкивая Ингрид к выходу.

— По-японски это значит «милый», — замогильным голосом произнесла Ингрид.

После долгого церемонного прощания, в котором не принимала участия Ингрид, словно погрузившаяся в спячку в пещере, затерянной в Гималаях, дверь квартиры наконец закрылась. Онемевшая американка смотрела с лестничной клетки вниз, словно собираясь туда броситься. Лола взяла ее за руку. Так и не произнеся ни слова, они вышли из дома и сразу окунулись в привычное уличное движение и напряженный ритм парижской жизни. Ингрид, казалось, ничего не замечала вокруг себя: ни старую даму, чья собачка нагадила на тротуар, ни мужчину, поставившего свою «веспу» на тот же самый тротуар, так что им пришлось ее обходить; она не слышала водителей, сигналивших изо всех сил, как всегда стараясь перекрыть других.

— Мне очень жаль, — сказала Лола, обхватив ее лицо обеими руками, чтобы вглядеться в него.

Она была встревожена. Можно ли впасть в каталептическое состояние, узнав о предательстве близкого человека? Способен ли сильный, даже неукротимый человек свалиться, как подрубленный дуб, под натиском урагана чувств? Последнее время Ингрид пришлось нелегко. И теперь, если правда то, что сказал Эрик Бюффа, Бен Нобле ржавой шпагой пронзил ей сердце. Лоле казалось, что она видит, как от этого укола в душе Ингрид расходятся ядовитые круги, грозя лишить ее рассудка. В наше время изобретены всевозможные лекарства, действующие исподволь, усваивающиеся медленно или быстро, но разве по-прежнему нельзя потерять рассудок от одного удара, нанесенного изо всех сил этой проклятой невоспитанной жизнью? Черт.

«Я и сама уже не понимаю, что со мной происходит», — подумала Лола, оглядываясь вокруг в поисках выхода, символического островка в этом городском океане. Уютного уголка, где можно было бы перевести дух и прийти в себя. Мысленно она на все корки разругала Антуана Леже и его собаку Зигмунда. Обоих этих адептов глубокого погружения в психоанализ никогда не бывает рядом, когда они особенно нужны. Она вспомнила о панораме, открывавшейся из окна художника, и, обняв Ингрид за плечи, увлекла ее в парк, окружавший «Сите де ля мюзик».

Они снова оказались на лужайке, посреди запахов канала и сладкой ваты. Вокруг играли ребятишки, ворковали влюбленные парочки, пожилые люди рассказывали друг другу о своей жизни, меломаны направлялись на фестиваль джаза. Лола вспомнила, что она тоже слушала джаз, когда была замужем. Вместе со своим мужем-англичанином. Тот еще тип, пусть и не такой чудной, как этот господин Нобле. Но что могло взбрести в голову этому чокнутому, чтоб ему пусто было?

Вытянувшись на траве, Ингрид прикрыла глаза ладонью, словно ей мешало солнце. Лола ждала, когда она вновь заговорит. А если так и не заговорит, придется в самом деле позвать на помощь доктора Леже.

— Пора идти, — наконец выговорила Ингрид.

— Куда идти, моя хорошая? — ласково спросила Лола.

Ей казалось, что голос Ингрид подобен хрупкому засушенному листу, растению из гербария, и его унесет порывом ветра, если слишком резко распахнуть окно, чтобы вернуться к действительности.

— На коктейль. Уже пора. Мы можем переодеться в туалете «Сите де ля Мюзик».

— Да, идем переодеваться. Хорошая идея, Ингрид. Ты права.

Они одновременно вышли из своих кабинок и подошли к зеркалу над умывальниками, чтобы оценить результаты своих усилий.

— Ты и вправду уверена, что стоит, Ингрид?

— Доверься мне, Лола.

29

Державшаяся очень прямо на своих высоченных каблуках, Ингрид произвела в метро фурор. Ее чемоданчик с красным крестом, в котором лежала обычная одежда и кроссовки, соответствовал костюму. Белая шапочка, надетая слегка набок, и коротенький облегающий халатик, весь в пятнах поддельной крови, из-под которого виднелись подвязки и розовые чулки в сеточку. Левый глаз с накладными ресницами густо накрашен, а правый скрыт повязкой на резинке. И еще одна пикантная деталь: на шее у нее был лейкопластырь, из-под которого свешивался шприц, наполненный золотистой жидкостью

  64