Особенно,... 
98 
Медное ручное зеркальце означало Зависть, голубые розы — Безрассудство, корона, украшенная черными бриллиантами, — Высокомерие. На самом деле во всем мире существовало только два таких камня: один находился в далекой полулегендарной стране Синна, второй украшал подагрический палец тза'абской императрицы. Действие этих и многих других символов усиливалось за счет нелакированной сосновой рамы, источавшей аромат магической энергии. Радиус действия магии был весьма значительным: запах сосны чувствовался по всей огромной мастерской Дионисо в Па-лассо Грихальва.
Сама картина представляла собой уникальный тройной портрет: анфас в средней части, левый и правый полупрофили по краям. Дионисо давно уже обдумывал идею подобной композиции, так что это было вполне допустимым экспериментом. Где бы портрет ни висел, как бы ни повернулся к нему король Энрей, магия все равно будет действовать. Слева Зависть, Гнев и Ограниченность, справа — Безрассудство, Упрямство, Высокомерие и Непостоянство.
— Матра! — ухмыльнулся Рафейо. — Если он будет ходить из угла в угол, то просто запутается и спятит! А что, если он будет смотреть прямо?
Дионисо лишь улыбнулся в ответ.
Однажды утром, когда Рафейо вошел в мастерскую, он увидел, что над головой Энрея появился нарисованный вверх ногами сноп пшеницы вперемешку с боярышником. Туго завязанная белая ленточка не давала рассыпаться этим символам Богатства и Плодородия. Юноша повернулся к учителю и обвиняющим жестом указал на картину.
— Вы же подарили ему такие богатства и столько детей, что он и мечтать о подобном не мог!
— Посмотри на ленту, — рассмеялся Дионисо, — и скажи мне, что ты там видишь! Рафейо взглянул.
— Верхний край у нее серебряный, нижний — золотой.., завязана тройным узлом.., но тени все не правильные!
— Возможно, потому, что это не тени, — сухо ответил Дионисо. — Это руны, лингва оскурра, просто они едва заметны. Я переведу — их нет в обычном словаре.
Трижды сказано,
Прочно связано,
Где лента достала,
Там все пропало.
— Заметь, лента окружает голову Энрея, и концы ее падают ему на плечи.
— То есть… — Рафейо нахмурился, — вы хотите сказать, что пропадут нарисованные здесь богатство и многодетность?
— Во всяком случае, ему будет очень трудно их достичь. Дионисо не стал объяснять Рафейо, что, попытавшись нарисовать Энрея стерильным (не имея под рукой необходимых материалов, он не мог дать твердой гарантии), он сделал все возможное, чтобы дети Мечеллы стали единственными законными наследниками гхийасского престола. Трудно будет переоценить ту выгоду, которую принесет Тайра-Вирте до'Веррада в роли нового короля Гхийаса. Но Рафейо ненавидит Мечеллу и не поймет этого. Он слишком молод и слишком плохо разбирается в политике, чтобы видеть что-нибудь, кроме своей ненависти к женщине, попытавшейся занять место его обожаемой матери.
Лицо Рафейо вспыхнуло от радости.
— Вы не просто мастер, вы — гений!
Эн верро, ему будет не хватать этого мальчика…
* * *
— Племянник Хонино зарывает свои таланты в землю, занимаясь бухгалтерией на шахтах своего дяди.
Лейла нацарапала очередное примечание в списке кандидатур, из которых Мечелла будет набирать своих людей.
— Хонино? — спросил Северин. — Ах, да, твой отчим. Как он отнесется к появлению в своей семье Грихальва?
— Он женился на одной из нас, разве нет? Так почему же мне нельзя выйти за тебя замуж? — Она сунула в рот ручку и усмехнулась. — Ты что, боишься встречи с моими родителями?
— Ни капельки.
— Лгунишка. Племянник.., как же его звали? Эйха, не важно. Он играет на виоле, а его жена — на кифаре, насколько я помню. Вот тебе и учитель математики, и бухгалтер для этого поместья, а заодно пара учителей музыки! Что еще осталось?
— Языки и религия.
Северин постучал ногтем по столу и улыбнулся, глядя в окно: он увидел, как Кабрал и Мечелла отправились на свою обычную прогулку, и шли они гораздо ближе друг к другу, чем раньше.
— Кажется, я знаю, где мы можем найти человека на обе эти должности! Помнишь старого Давино?
— Смотрителя парка в Палассо Грихальва? Только не говори мне, что он санкто или полиглот!
— Нет, но его внук — и то, и другое. Вообще-то санкто Лео — мой хороший друг. Иногда мы с ним даже обсуждаем проклятие, лежащее на семье Грихальва.
98 
