Особенно,... 
50 
Она со страхом думала, что война проиграна, близится последняя битва. Семь лет он приходил к ней, семь лет после той первой ночи, когда оказал ей честь, когда возвысил ее над всеми, сделав своей любовницей. Семь лет, превративших девушку в старуху.
Гитанна поморщилась. Мужчины просто стареют. А женщины превращаются в старух.
В ее локонах не пробивалась седина. Помады и лосьоны оберегали свежесть кожи, бросали вызов летнему тайра-виртскому солнцу, болотной сырости и даже всесокрушающему времени. Она не вынашивала детей, и потому талия осталась узкой, бедра крутыми, а груди тугими. И все-таки она уже не та, что прежде, — в этом нет сомнений.
Гитанна на миг закрыла глаза, предавшись покою, услышала гудение пчел за растворенным окном, далекий лай и приглушенный расстоянием женский смех во внутреннем дворе. Она решила сидеть совершенно неподвижно, но тут же почувствовала предательскую дрожь век.
Клацнул замок. Гитанна улыбнулась с облегчением. “Он меня еще не бросил”.
Отворилась дверь, и снова раздался щелчок. Постороннему теперь в комнату не войти. Не открывая глаз, Гитанна напрягла слух и обоняние: шелест дорогих тканей, пряные, хоть и слабые, запахи мужского и конского пота. И благоговейный возглас — вошедший увидел в зеркале ее нагие груди.
— Матра Дольча! — прошептал он, как ей показалось, с мольбой. Веки распахнулись. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не обернуться в изумлении и страхе, не закричать. Вот так. Случилось.
Алехандро улыбался. Улыбка была отцовская, но обаяние — свое, природное. Никакой рассудочности, наигранности в манерах. Мир еще не наложил на него свой отпечаток, Алехандро оставался самим собой.
Он тоже нервничал. Уже не мальчик, но и не совсем мужчина. Высокий, растущий не по дням, а по часам; плечи широки, но еще не отяжелели от мышц. Руки с широкими ладонями прекрасно знакомы с мечом, ножом, поводьями, но неопытны в ласках-.
Алехандро беспокойно вздохнул и произнес:
— Он сказал, это поручается вам.
Она медленно встала. С напудренных, надушенных плеч упала роскошная кружевная шаль. Гитанна сбросила ее неуловимым движением, и кружева плавно, как невесомая пушинка, опустились на ковер. Скоро на эту шаль упадет и его одежда.
— Да, — отозвалась Гитанна.
Отец сделал ее женщиной. А ей теперь предстоит сделать мужчиной сына.
Глава 10
Лишь четвертый из встречных, к которым обратилась Сааведра, дал желанный ответ: “В Галиерре”. Она отправилась туда, где и обнаружила Сарио. Целиком уйдя в себя, он напряженно изучал картины в затененном углу. Сложенные на груди руки прижимались к ней с такой силой, словно он боялся, что выпрыгнет сердце. На лбу пролегли глубокие складки, желваки набухли, и казалось, вот-вот лопнет кожа. Блеск оскаленных зубов выдавал напряжение лицевых мышц.
— Привет, — сказала она. — Я пришла спросить: хочешь пойти со мной на праздник? Впрочем, вижу, ты не в настроении…
Она подождала. Тишина. Ее насмешливый тон остался незамеченным.
— Сарио.
Она, взглянула на картины. Ни одной большой, ни одной старше месяца-двух. От них пахло канифолью, клеем, наполнителями для красок.
— Не твои, — сказала она.
— Раймона.
— Раймона? — Сааведра внимательнее посмотрела на них. — Но.., почему?
— Он посоветовал взглянуть, — с холодком ответил Сарио. — Это должно кое-что объяснить.
И тогда она поняла — он не расположен к разговору.
— Что?
Он бросил на нее недовольный взгляд. Оскал не исчез.
— Его взгляд на вещи.
Что-то блеснуло в темных глазах, заполнило их и ушло, лишь когда он напряг волю.
— И?
— Тебе не понять.
Сааведре захотелось отвесить ему пощечину. Ее ярость лишь разгоралась медленнее, а так ни в чем не уступала ярости Сарио.
— А, ясно. Мы сегодня мердитто альба, да? Слишком важная персона, чтобы снисходить до разговора с ничтожной женщиной. Мы теперь Вьехо Фрато, Одаренные, Признанные, голубая косточка. Ах, простите за вторжение… Удаляюсь, не смею осквернять воздух, коим вы изволите дышать!
— Подожди! — Как только она отвернулась, он схватил ее за руку. — Сааведра, подожди! Ведра, неосса иррада, не злись.
— А вот буду злиться, — заупрямилась она. — Что хочу, то и буду делать, не ты один способен чувствовать. — Она сверкнула глазами и рывком высвободила руку. — Матра Дольча! Сарио, я не позволю так с собой обращаться, я тебе не какая-нибудь… Мы с тобой слишком много знаем друг о друге, у нас слишком много общих тайн. Так что прибереги раздражительность и вспыльчивость для кого-нибудь другого.
50 
