Особенно,... 
48 
Сааведра утверждала, что Сарио довольно часто выходит из себя, что люди в первую очередь обращают внимание на гнев, а не на значение его слов. Не без напряжения воли Сарио превозмог злость и вооружился здравым смыслом.
— С детства нам внушают, что мы больше годимся для живописи, чем любой другой род в Тайра-Вирте. Но если у кого-нибудь из нас появится мечта стать Верховным иллюстратором, его обязательно накажут.
— Не за мечту, — сказал Раймон. — За своенравие. За непочтительность. За слишком откровенные сомнения.., опасные сомнения в устоях семьи. За несоблюдение компордотты. За стремление взять судьбу Дара в собственные руки.
— Но ведь это мой Дар…
— Нет, Сарио, это наш Дар. — В голосе Раймона появился холодок.
Все-таки он — иль семинно и действует по поручению Вьехос Фратос.
— Вот за что ты понес наказание. Это не твой Дар, не твоя цель, не твое предназначение, а наши! Рода Грихальва. Мы этого добиваемся ради благополучия семьи, а не ради честолюбия кого-то одного. Сарио, не имеет значения. Одарен ты или нет. У тебя есть долг перед семьей, ты обязан трудиться вместе с ней ради возвращения того, что когда-то было нашим.
— И я этого добьюсь! — вскричал Сарио. — Раймон, не сажай меня на цепь! Дай мне выполнить долг, и я стану первым Грихальвой по правую руку от до'Веррады со времен нерро лингвы!
— Позволить, чтобы ты вырвал бразды из рук законного герцога? Сарио притих. Раймон — человек честный и приятный в общении, из Вьехос Фратос только он и годится для разговора по душам, но сейчас, в этот поразительный момент истины, Сарио увидел перед собой незнакомца. Способного язвить чужое тело посредством картины. Такого же, как и все, скованного своей беспомощностью перед обветшалыми суевериями и обрядами. Не ведающего подлинной силы… Сарио тихо спросил:
— Значит, вы этого боитесь? Что я захочу узурпировать власть герцога?
На лице Раймона пролегли суровые складки. Но голос остался мягким.
— Когда-то мы сами могли стать герцогами. Народ восхвалял Грихальву как своего спасителя, и сделай мы в ту пору иной выбор, наша судьба, наверное, сложилась бы совершенно иначе. Но Верро Грихальва погиб. Заслонил собою Ренайо до'Верраду от тза'абской стрелы и умер на руках герцога.
— И тем самым обрек нас на вечную роль прислуги, — с горечью сказал Сарио.
Раймон, немного помолчав, объяснил:
— Ты самый способный из нас, я еще не встречал Грихальву талантливее тебя. Но и опаснее.
Последнее слово ужалило как оса. Сарио был готов его услышать, но все-таки не ожидал такой боли.
— И ты меня боишься?
— Видишь ли, Сарио, та самая сила, которая побуждает тебя к действиям и питает честолюбие — Луса до'Орро, — способна сломать тебя, переделать до неузнаваемости. Чтобы честолюбие приносило реальную пользу, необходимо им управлять. Иначе оно так и останется не более чем задатком, эгоистичным стремлением к первенству.
— К власти, — сказал Сарио без обиняков.
"По душам, так по душам. Будем резать правду-матку”.
Раймон смело принял вызов.
— Да. Стремление к чистой, нераздельной власти. Но однажды на поле битвы смерть нашего родича предопределила роль Грихальва в новом государстве. И это отнюдь не роль правителя.
Сарио невесело рассмеялся.
— Если бы Верро не спас Ренайо до'Верраду, мы бы стали герцогами, а не иллюстраторами.
— Возможно. Хотя кто знает? Как бы то ни было, мы сделали выбор.
— Но не для меня.
— И для тебя, Сарио. Для всех нас.., а тза'абы позаботились о том, чтобы мы не передумали.
Сарио понял, что имеет в виду семинно.
— Похитив женщин из нашей семьи и наделав нам ублюдков?
— Чи'патрос, — Спокойно поправил Раймон. — Наших Предков.
— Которых все презирали и ненавидели, особенно екклезия!
— Да, тза'абы обесчестили тех женщин, но пятно позора легло и на нас. Тза'абы были врагами, язычниками, из-за них мы теперь меченые, наша кровь считается нечистой… И за это нас поносят недруги, к которым судьба была милостивее. — Раймон аккуратно занавесил картину парчой, спрятал опаленный образ юноши, чьим талантом восхищались и чьих устремлений пугались. — Екклезия не скрывала, что считает нас полукровками. Это одна из причин, по которой нас ненавидят. А о других причинах ты и сам знаешь. Мы не такие, как все, и эта непохожесть внушает священникам страх.
48 
