А может, дело в слепоте. В дурацкой слепоте.
Раймон улыбнулся. Душа ее прекрасна, он это понял уже давно. Отрадно видеть, что и тело под стать душе.
Она не улыбнулась в ответ. Взобралась на гребень холма, повернулась к нему и застыла в такой напряженной позе, что он забеспокоился, как бы не потеряла равновесие и не упала.
— Ты знаешь, что он сделал? Ты знаешь, кто он?
Радости как не бывало. Он открыл было рот, чтобы спросить:
"Ты о ком?” — но не спросил. Догадался.
"Пресвятая Матерь.., неужели все знают, что я сделал?” От ходьбы и ветра ее щеки раскраснелись.
— Можешь его остановить?
Его это ввергло в замешательство.
— Остановить? Зачем? Мы же столько лет трудились, чтобы это место досталось семье Грихальва.
Она тряхнула головой. Непрочный узел на затылке распустился, густые пряди рассыпались по плечам.
— Он уже не Грихальва. Он… — Она подумала и беспомощно развела руками. — Больше, чем Грихальва. Меньше, чем Грихальва. Он другой.
Раймон резко отвернулся от нее и устремил взор над террасами с виноградниками и фруктовыми садами к темному пятну болота.
Если верить Дэво, именно оттуда исходит пагуба — проклятие их рода, костная лихорадка, от которой распухают и невыносимо болят конечности в суставах. Хворь, превращающая мастеров в беспомощных калек.
«Не она ли убивает нас молодыми? Какой-нибудь яд в крови?»
— Что ты будешь делать? — спросила она. — Что ты можешь сделать?
«Или все дело в красках, которые мы добываем на болоте, а потом смешиваем с выделениями тел, чтобы писать пейнтраддо?»
— Нельзя это так оставлять, — сказала она. — -Ты должен что-нибудь сделать.
Он ответил, не поворачиваясь к ней:
— Я уже кое-что сделал. Я помог сотворить его.
— Ты? Нет! — Шурша юбками, она прошла по траве, чтобы встать перед ним. — Ты не меньше других заботишься о соблюдении компордотты… Ты хоть знаешь правду обо всем этом? О нем?
— О том, что он намного способнее остальных иллюстраторов? Эйха, знаю.
— Давно?
Он посмотрел ей в лицо, в гневные, но испуганные глаза.
— С самого начала.
— Меня не устраивает такой ответ. — По ее безупречно чистой коже разливался румянец. — Ты не мог этого знать с самого начала. Иначе Сарио ни за что бы не стал Вьехо Фрато, а если бы и стал, не отделался бы “наименьшей карой”. — Румянец сгущался. — Я помню Томаса. А ты помнишь Томаса? Как он умер?
Испуганный не меньше, чем она, Раймон схватил ее за руку.
— Сааведра, что еще ты знаешь? Что еще Сарио рассказал о нас?
— О вас? — Она покачала головой. — Иль сангво, он не нарушал клятв. У иллюстраторов нет от меня секретов, ведь мы все — Грихальва…
"Она слишком много знает”.
Он сильнее сжал ее руку.
— Я не об этом спрашивал. И жду совсем не такого ответа.
— Но и ты мне не ответил, — огрызнулась она. — Сангво Раймон, ты сказал, что помог его сотворить. Ты хоть понимаешь, что наделал?
— Выпустил его из-под своей власти, — сознался он. — А была ли она, эта власть? — В пальцах закололо, он резко разжал их, отпустил ее руку. — Наверное, в его душе скрыто много такого, о чем я даже не подозревал.
Приподнялись изящные брови.
— И ты об этом никому не рассказывал? Ему хотелось провалиться сквозь землю.
— Лучше спроси, о чем я рассказывал. С ее лица исчезли краски.
— Тогда он и впрямь выглядел подходящим кандидатом. О Пресвятая Матерь! Ты его поддержал! Эн верро, ты его сотворил, — Ветер раскачивал ее серьги. — Он сказал, что верит лишь одному человеку. Тому, кто верит в него.
— Да, я верил, что он нам подходит. Верил, что обязательно надо дать ему шанс.
— Зачем?
В нем поднялась злость.
— Затем, что один из нас должен был стать Верховным иллюстратором!
От этого крика, полного ярости и отчаяния, она содрогнулась.
— Но разве так необходимо, чтобы Грихальва вернули утраченное именно сейчас?
— Да.
— Любой ценой?
Он рывком вытянул перед собой руку, показал пальцы — они уже теряли форму, слабели.
— Сааведра, ты знаешь цену! Мы платим своими костями. И недалек тот день, когда платить будет уже нечем. Когда мы все превратимся в страшных уродов.
— Но если ты знал, что он… Он не дал ей договорить.
— Откуда мне знать, что он затевает? Я не умею читать чужие мысли.
Она укоризненно покачала головой.