— Но откуда Луиджи достал джин?
— Как ни странно, у Артуро Тот прятал бутылку в кубрике, и негодяй обнаружил его тайник.
— Интересно, — усмехнулась Касси, — подливал ли Артуро это мерзкое зелье в йоркширский пудинг?
— Я бы не возражал, если бы это заставило тебя побольше есть.
Он оценивающе оглядел ее груди, выпиравшие над кружевной отделкой лифа.
— По-моему, ты немного поправилась, любовь моя. Касси опустила глаза. Последнее время ее платья стали несколько тесны.
Граф допил вино и отодвинул стул. Скрестив руки на груди, он небрежно вытянул длинные ноги.
— Я только сейчас вспомнил, дорогая, что ты не держишь слова — Слова, милорд?
Подняв глаза, Касси увидела у него на лице широкую насмешливую улыбку.
— Прежде чем начать, однако, я должен осмотреть твое плечо.
— Я плесну вином в твою самодовольную физиономию, если ты не прекратишь молоть вздор.
Девушка подняла бокал, словно готовясь исполнить угрозу.
— Как в ту первую ночь, Кассандра? — хрипло спросил он.
Касси медленно кивнула, живо припомнив ту взбешенную перепуганную девочку, вооруженную только глупой бравадой.
— Предпочитаю вспоминать нашу вторую — совместную ночь.
— Не сомневаюсь, милорд. Может, признаетесь теперь, действительно ли ваша бесценная графиня Джиусти.., уж она-то наверняка с готовностью расставляла перед вами ноги — так восхищалась вашими блистательными талантами в постели?
— Вряд ли тебе понравится мой рассказ. Однако, Кассандра, я попрошу тебя воздерживаться от вульгарностей.
— Не понимаю, милорд, почему мужчинам можно все, а женщинам нельзя? Вечно им приходится, если можно так выразиться, балансировать на одной ножке и следить за своими выражениями, чтобы не показаться чересчур откровенными!
— Что ж, сага, следуя твоей метафоре, ты вечно скачешь на одной ножке, и я неизменно взываю к своей снисходительности, чтобы ты окончательно не потеряла равновесия.
Касси окинула мужа негодующим взглядом и гордо выпрямилась:
— Позвольте заметить, милорд, я буду говорить и делать все, что мне угодно, и не потерплю никаких нотаций.
— Но разве не я всегда позволял тебе поступать именно так?
— Позволял?! Я никому не разрешаю диктовать мне, и хватит об этом!
— Вот как? Леди изволит приказывать? Прекрасно, мадам, все будет, как вы пожелаете.
Касси так растерялась, что Энтони не сдержал хохота.
— Но как ты смеешь насмехаться надо мной?
— Опять ты прыгаешь на одной ножке, дорогая. Я смеюсь, потому что нахожу тебя и твои капризы восхитительными.
— Я не какой-нибудь домашний котенок, которого можно гладить или прогонять, по настроению, и была бы благодарна, если бы ты не считал мои чувства глупыми капризами.
— Большинство женщин, — неожиданно серьезно заметил Энтони, — предпочитают, чтобы ими управляла твердая мужская рука. По своему опыту, Кассандра, ты должна знать, что зачастую жены с тошнотворной готовностью повторяют мнения мужей. Даже если муж при этом — полнейший осел.
— Да, понимаю, что ты имеешь в виду. Но…
— Так я и знал, что не обойдется без “но”, — вздохнул Энтони.
— Но, — продолжала она, сознавая, что его разочарование притворно, — только мужчины имеют право выбора, а женщины, лишенные такового, вынуждены себя вести, как ты описываешь.
— Почему же ты совсем другая? Касси опустила глаза:
— Потому что я.., непорядочная, невоспитанная женщина…
Энтони с деланным отчаянием воздел руки к небу:
— В таком случае кто же ты, Кассандра? Ты не считаешь себя порядочной, воспитанной женщиной, — приговор, от которого лично меня бросает в дрожь, и одновременно отказываешься признавать себя беспомощным котенком. Возможно, ты предпочла бы стать мужчиной?
— По крайней мере мужчину нельзя взять силой.
— Верное, но не совсем уместное замечание.
— Нет, не хотела бы! Будь я мужчиной, вечно волновалась бы, как остальные воспримут мое поведение.
— Значит, ты готова хоть иногда мириться с моим мужским самомнением?
— Если обещаешь мириться с моим, мне было бы совестно придираться и спорить по пустякам.
— Превосходно! Наконец-то мы пришли к соглашению! Не помню, говорил ли я тебе, Кассандра, что временами ты бываешь крайне утомительной?
— Как и ты, Энтони.
— И думать не хочу, что все могло быть по-другому. — Улыбнувшись, граф поднялся. — Надеюсь, что хотя бы сегодня мир между нами сохранится.