Особенно,... 
103 
— Я не хочу терять тебя, дружище. Мы много лет были вместе. Помнишь тот вечер, когда синьор Доннетти, пьяный до беспамятства, подслушал, как испанский капитан хвастался своей отвагой и смеялся над трусостью генуэзцев? А ты, храбрый дурачок, рисковал жизнью, спасая его от пяти испанских матросов, решивших вышибить мозги итальянцу!
Граф немного помолчал, вспоминая, как Франческо, человек сдержанный и молчаливый, смеялся и сыпал ругательствами, когда Жозеф тащил его, связанного по рукам и ногам, на “Кассандру”, стоявшую на якоре в гавани Кадиса.
— Помню.
Энтони вскинул голову, уставился в затуманенные болью глаза Жозефа и, к собственному потрясению, заметил в них веселые искорки. Раненый рассмеялся, но тут же закашлялся.
— Бедняга Франческо, он до того допился, что даже не понял, как велика опасность. После той ночи он несколько дней клял меня, называя надоедливым ослом, который вечно лезет не в свое дело.
— Франческо будет здесь завтра или послезавтра. Он в Палермо.
Пальцы Жозефа чуть сильнее сжали руку Энтони.
— Жаль, что я больше не увижу его. Вы передайте ему, что это он был дураком, хорошо?
— Лучше ты сам все скажешь, дружище. Надсадный, хриплый кашель снова вырвался из груди Жозефа. Раненый так ослабел, что стал задыхаться. Граф быстро приподнял его и держал, пока не прошел приступ.
— Не сдавайся, Жозеф. Кассандра все время твердит доктору Биссоне о твоей несгибаемой воле.
Он зарылся лицом в седую шевелюру старика, не в состоянии вымолвить ни слова.
Жозеф вздохнул, и граф осторожно опустил его на подушки.
— Это у мадонны непреклонная воля, ваша светлость. Я хотел бы, чтобы мое заживо гниющее тело обрело вечный покой, но она и помыслить об этом не может. Я пытался сказать ей, что уже стар, что доволен своей долей, но она упрекает меня и отказывается слушать. — На потрескавшихся губах заиграла улыбка.
— Она очень любит тебя, Жозеф, как, впрочем, и я.
— Мадонна еще не сталкивалась со смертью по-настоящему близкого человека. Нет, не упоминайте о ее отце. Он, должно быть, просто мерзавец, хотя она, конечно, так не думает.
Граф видел, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
— Отдохни, Жозеф. Мы еще поговорим, после того как к тебе вернутся силы.
— У меня больше не осталось сил, ваша светлость. Вы же не слепой, и не стоит заблуждаться относительно моей участи.
Жозеф на несколько минут замолчал, а когда заговорил снова, граф увидел, как решительно сверкнули его потускневшие глаза.
— Я пытался говорить с ней о том, что произошло. Вы должны исцелить ее, ваша светлость. Она мужественная девочка и притворяется, что жажда мести вытеснила из души страх. Но это не правда — Знаю.
— Обладай Мария таким же неукротимым духом, возможно, моя Жизнь была бы совсем другой. Берегите ее, милорд. Она пока сама не понимает, что ее судьба связана с вашей.
Граф медленно кивнул.
— Жозеф, — начал он, но тоска снова сдавила грудь.
— Спасибо за то, что ублажили прекрасную Забетту. Мне не хотелось бы кончить жизнь евнухом в гареме Хар эль-Дина. Прощайте, милорд.
— Нет!
Короткое слово взрывом отдалось в ушах графа, хотя с губ сорвался лишь еле слышный шепот. Он оцепенело смотрел на руку Жозефа, недвижно лежавшую в его ладони. Глаза корсиканца казались ясными, но незрячими. Боль ушла навсегда. Энтони осторожно опустил веки покойного. Он не помнил, сколько времени просидел, глядя на Жозефа. На сердце тяжким грузом давили невысказанные слова.
Наконец Энтони поднялся и прикрыл одеялом лицо усопшего.
— Прощай, старый друг, — вздохнул он и задул единственную свечу. Выйдя из комнаты, Энтони направился в сад и сел на мраморную скамью. Тонкий серп луны освещал дорожки. Только на рассвете граф поднялся, размял затекшие члены и, вздохнув, взглянул на окна спальни.
— Кассандра.
Кто-то тряс ее за плечи. Глаза Касси широко открылись. Она безмолвно воззрилась на Энтони, боясь заговорить, словно зная, почему он ее разбудил.
— Все кончено, сага. Пойдем, нужно попрощаться.
— Когда?
— Около часа назад. Он отошел спокойно, Кассандра. Последние его слова были о тебе.
Энтони помог ей подняться и надеть пеньюар. Он ожидал слез и проклятий, но лицо девушки было спокойным и замкнутым. Он оставил их наедине. Когда Касси наконец вышла из комнаты, глаза ее были холодны и бесстрастны.
— Ты поможешь мне пойти на похороны, хорошо? — только и спросила она.
103 
