А на дне котловины, распахнув крылья, поднималось на дыбы чудовище. Лягушачьи ноги полусогнуты, руки с выпущенными когтями подняты в жесте устрашения. Вместо лица — мерзкая морда с распахнутым клювом и высунутым языком. Казалось, что чудовище только что вылезло из песчаной ямы и сейчас кинется на них. На миг путешественники застыли в ужасе, забыв об оружии. Потом с тетивы Ильмо сорвалась стрела — и, взвизгнув, отскочила от лба чудовища. Воины отшатнулись, ожидая худшего, но урод даже не шевельнулся.
— Это же каменный идол! — воскликнул Ильмо.
Оружие опустилось, путешественники один за другим спустились в котловину и окружили мерзость. Страх понемногу отступал.
— Каменной птицы испугались! — хихикнул Калли и бросил в чудовище шишку. — А еще воины!
Ахти, вместо того чтобы дать холопу подзатыльник, задрал голову, рассматривая идолище.
— Так это и есть Лоухи? Нет, мы не будем женить Ильмо на ее дочке — это слишком жестоко!
Все расхохотались, кроме Йокахайнена.
— Ты ошибаешься, — угрюмо сказал он. — Это не Лоухи, а Калма, богиня смерти. Видите, половина идола черная? Это потому, что она одной ногой в Хорне, другой — здесь.
— Калма, не Калма — какая разница? — сказал Аке. — Зачем ее здесь поставили — вот в чем вопрос!
— Я догадался, — сказал Ильмо. — Здесь кончается власть Тапио. Это знак рубежа.
— Иными словами, мы вышли к границе Похъёлы, — кивнул Йокахайнен. — Вот почему ворон нас бросил.
Все умолкли, не без опаски оглядываясь по сторонам. Что же это — там, за холмом, уже царство демонов, темная Похъёла? А ну как перейдут они котловину — и на них накинутся полчища тунов?
— Эй, чего умолкли? — нарушил молчание Ахти. — Там точно такой же лес — бояться нечего. А это всего лишь каменная крылатая жаба…
Он поднял ногу, чтобы пнуть чудовище, но Йокахайнен резко оттолкнул его:
— Не трогай! Никто, — оглянулся он, — не должен к ней прикасаться. Давайте-ка уйдем отсюда.
— Да уж, пошли, — поддержал его Калли. — Мне всё кажется, что она на меня смотрит. Не ожила бы ночью…
— Это же просто камень! — ободряюще сказал Ильмо.
— Тут уже, считай, Похъёла, — возразил нойда. — В ней всякое возможно. И вот еще…. Пойдете мимо Калмы, не глядите ей в глаза.
Они перешли ложбину, проходя под свирепым взглядом Калмы, нависшей над ними черным чудовищем, и по спинам у них бегали мурашки. Словно богиня смерти выползла из Хорна, чтобы лично приветствовать незваных гостей. Йокахайнен был так мрачен, будто именно это и произошло. Он первым взобрался на холм. Впрочем, за холмом был точно такой же сырой хвойный лес, по какому они путешествовали уже не первый день.
До самого заката они шли, прислушиваясь к каждому треску и шороху в кустах. Про Похъёлу ведь чего только не говорят у карьяла. Что это обратная сторона мира. Что она — вход в царство мертвых. Что это вечно туманный и темный край, где никогда не бывает солнца. Что во всей Похъёле только снег и лед… Что тут за каждым кустом сидит хийси… Казалось — вот-вот расступятся деревья — и блеснет черный поток Маналы… И жутковато, но ведь и любопытно!
Но ничего не менялось. Их окружал привычный, всем с детства знакомый лес. Сквозь ветви пробивался неяркий свет заходящего солнца, попискивали птицы, пахло грибами. Когда солнце ушло за деревья, расположились на ночлег. За обычными хлопотами — развести костер, набрать воды — все как-то и забыли, что они уже в Похъёле. После ужина Ахти торжественно заявил, что легенды о ледяной стране колдунов всегда казались ему преувеличенными, и Аке его охотно поддержал.
— Таков уж людской обычай — все чужеземное кажется враждебным, — рассудительно сказал он. — Наверняка похъёльцы того же мнения о карьяла. Небось мнят своих южных соседей злостными чародеями и трясутся от страха, о вас вспоминая!
— Что-то Рауни не больно трясся, — возразил Ахти.
— Похъёльцы всех соседей считают рабами, — сказал Йокахайнен. — Рабами или пищей. Не сейчас, так в будущем.
— Может, вас, саами, и считают рабами, — не без презрения заметил Аке. — А варгов…
— А варгов — наемниками. Погоди, Аке, — холодно ответил Йокахайнен. — Вот когда пятнадцать кланов придут к согласию, тогда всем плохо придется…
— Но такого не будет. Не ты ли сам говорил, что они враждуют от века? — вмешался Ильмо. — Кстати, что это ты вертишься?
Хотя его поначалу и раздражал высокомерный и самоуверенный нойда, но постепенно они сошлись. Йокахайнен оказался необычайно интересным собеседником, ему нельзя было отказать ни в уме, ни в наблюдательности, а главное, он очень много знал об искусстве магии. То есть о том, чего так и не смог освоить Ильмо. Когда только успел выучиться? В свои юные годы — а он был ненамного старше Ильмо — Йокахайнен был уже настоящим чародеем. А тревогой чародея пренебрегать не след.