Последние отзывы

  57  

— Люди твои где? — оглянулся он на воеводу.

— Здесь они.

Воевода приподнялся, махнул рукой. Протиснувшись меж знатными людьми, на площадь вышли четверо мужчин. Двое — в меховых беличьих плащах, накинутых поверх поддоспешников, широкие пояса оттягивались мечами. Еще один, хоть и безусый юнец, был облачен в подбитый горностаем опашень, а четвертый, убеленный сединой бородач, носил опрятный зипун, поверх которого на ремне болтались только небольшой нож и широкий кожаный чехол для ложки.

— Лютич? — узнал одного дружинника князь. — Добре, что тебя послали, ты муж разумный. Ну сказывай, как сыск провели, что видели, что узнали. Свидетелей дела нашего нашли?

— Нашли, княже, и изрядно. Проехали мы весь путь от Углича до Муромских врат и спрашивали во всех дворах постоялых, что на пути встретили, об служивом сем, а также о промысловиках наших. Обращались за советами к волхвам, молитвы Белбогу о помощи возносили, а также случайным людям, богами на наш путь посланными, те же вопросы задавали.

— Верю, дело свое делали честно, — кивнул Всеволод. — Сказывай, что нашли.

— В селении Мыске, что от Мурома в полудне пути, княже, нашли мы в постоялом дворе людей многих, что узнали и промысловиков наших, и служивого того. Приметная больно у него невольница, запомнили ее все. А прочих мужей по иным приметам помнили. Коней узнали, ремесло, откель родом они, слугам дворовым сказывали. А пуще всего запомнилось людям, что меж промысловиками нашими и путником с невольницей ссора случилась вечером в трапезной. Молвили, едва до драки с обидами не дошло, насилу разняли.

В толпе кто-то тихо охнул, произошло шевеление, вперед протиснулся выборный от меховой слободы, за ним опять всхлипывала женщина.

— Чего замолк, Лютич? — поинтересовался Всеволод.

— А еще, батюшка-князь, при мне и при родичах со слободы меховой показал хозяин двора постоялого, что промысловики наши с самым рассветом в путь тронулись, а служивый с невольницей лишь незадолго до полудня собрались. Посему при всей поспешности догнать их воин не мог. Промысловики налегке шли, с серебром токмо, а служивый без заводных и с вьюками.

— От оно каково, оказывается! — вскинул голову Всеволод. — Эй, старшина, как вовремя ты явился ныне. Слыхал, что сказывают? Бают люди, служивый наш с мужами вашими стакнуться мог, токмо коли они его на тракте караулили, а не иначе. Уж не их ли по делу разбойному ныне судить надобно, как мыслишь?

— Ведомо мне, княже, — спокойно ответил тот, — не наши мужи на чужих конях вернулись, а воин сей на их скакуне. Посему с них спрашивать пока не за что. А вот служивый пусть прибыток свой странный объяснит.

— Хорошо, старшина, спросим. Это все, что сыскали вы, Лютич?

— Нет, княже. Спрос вели мы и возле Суздаля. Там люди видели новым днем путника со многими оседланными лошадьми, что к святилищу скакал. А когда волхвов просили нас в деле сем просветить, то сказывали они, будто пришел к святилищу странник, покаялся в грехе страшном. Поклялся, что корысти на сем иметь не желал, а в знак смирения своего и раскаяния оставил в дар Велесу трех коней оседланных, пятнадцать гривен серебром и добра всякого при том. Выборники слободские до добра допущены были и опознали в нем вещи разные промысловиков наших, коней их и мечи.

Женщина внезапно для всех взвыла на одной протяжной ноте, рванула на себе волосы, забилась в истерике: теперь никаких шансов на возвращение ее детей не оставалось. Однако несчастную быстро оттеснили назад, и плач ее стал почти не слышен.

— Думается мне, старшина, ни о каком разбое с душегубством речи боле не идет, — подвел итог сыску Всеволод. — Не было корысти на том, с кем они в пути столкнулись. Видать, искали ссоры, да и нашли. Пятнадцать гривен с конями святилищу отдать! Однако на зело честного воина они набрели.

— С кем они ссору затевали, нам ныне ведомо, — возразил старшина. — Что там на тракте вдали от глаз людских случилось, я не знаю, княже, но знаю, что Марина Родионова с того дня не только без мужа, но без детей осталась. Кто теперь содержать ее станет? У Михайло старшего вдова и двое детей. Кто ее станет кормить, кто детей растить? Посему прошу у тебя, батюшка-князь, заступничества и справедливости. Пусть отныне служивый их на свой кошт берет. Его грех — его и тягло.

— Слыхал, служивый? — обратился к Олегу Всеволод. — Признаешь свой грех, берешь сирот на содержание?

  57