Особенно,... 
75 
— И что же вы решили? Умудрились вычислить нашего злодея и его мотивы, поскольку имели достаточно времени поразмыслить, пока я нагло не заявился сюда?!
— О, к чему столько сарказма? Никакого такта, — вздохнула я. — Простите, вы имеете полное право выкрикивать мне в лицо все эти затейливые проклятия. — Я осторожно сунула «дерринджер» в карман и усмехнулась. — Но знаете, Джон, этим оружием я смогу защитить даже вас.
Мне показалось, что Джон сейчас взорвется, но он сумел совладать с собой. Дед не обладал даже сотой частью такого самоконтроля!
— Спасибо за то, что больше не кричите на меня, — промямлила я. — У меня все еще немного болит голова и в висках стучит. Нет, говоря по правде, я ничего не решила. Даже не знаю, с чего начать. Никаких доказательств, и не от чего оттолкнуться.
— Как ни странно, я понимаю, что вы хотите сказать.
Я невольно улыбнулась.
Джон отошел к самому краю воды, наклонился, поднял камешек и запустил в реку. Прежде чем потонуть, голыш подпрыгнул четыре раза. Неплохо.
— Мой рекорд — шесть прыжков, — похвасталась я.
Он попытался еще три раза, но только в одном случае добился пяти прыжков. Повернувшись ко мне, Джон перебросил очередной камешек с руки на руку.
— Шесть? Наглое вранье. Быть не может! Вам придется это доказать.
— Естественно, — кивнула я.
Он не сел. Стоял надо мной. Играл камешком. И долго-долго молчал. Наконец все же заговорил, и мне показалось, что он вовсе этого не желает и кто-то невидимый силой из него тащит каждое слово.
— Хотите знать правду? В тот первый вечер, когда вы вместе с дядей вошли в гостиную, а на пальце у вас блестело его обручальное кольцо, у меня пропал дар речи. Не мог поверить, что это вы. Как такое могло случиться? Я оставил вас в Лондоне. Молодую девушку, почти девочку. Какого черта вы связались с моим дядюшкой? Но тут Джордж заметил меня и бросился через всю комнату. Значит, это все-таки вы, подумал я, но все еще не верил, что вы стали женой Лоренса. До сих пор просыпаюсь по ночам, и мне кажется, что все это сон, а вы по-прежнему в Лондоне, ждете моего возвращения. Но потом… вы по-прежнему здесь, и вы его жена.
Знаете, однажды меня подстрелили повстанцы. Недалеко от Лиссабона, на холмах с желтой, выжженной травой, продуваемых жаркими ветрами. Даю слово, что боль, причиненная пулей, — пустяк по сравнению с той болью, которая пронзила мое сердце, когда я увидел вас под руку с дядей. Я знал, что не могу, остаться здесь и равнодушно смотреть на вас. О да, вы боитесь меня, как и любого мужчину, и, возможно, когда-нибудь объясните почему. Но это не важно. Я хотел прикасаться к вам, целовать, объяснить, что страшиться меня глупо и бессмысленно, что я никогда не причиню вам боли и заставлю навсегда забыть обо всем, что бы ни случилось в прошлом. Но это лишь мечты. Вы жена моего дяди. Наверное, мне стоило бы уехать. Я просто не мог оставаться здесь, рядом, и не иметь на вас никаких прав. День за днем мне приходилось бы напоминать себе, что вы жена моего дяди. Но потом случилось это нападение. Вам угрожали моим кинжалом, похищенным из моей же спальни. Все изменилось. Я не должен оставлять вас в беде.
В этот момент он, как никогда, напоминал стремительно растущую на горизонте грозовую тучу. И никак не мог отвести от меня взгляда. Больше всего я ненавидела ту боль, которую ощущала в нем.
— Господи, как бы я хотел, чтобы нога ваша не ступала в этот дом!
Я не боялась. Совсем не боялась. То чувство, что я испытывала к нему со дня нашей первой встречи в парке, когда он играл с Джорджем, а потом подсмеивался надо мной, я заставила себя считать чем-то вроде ужаса перед мужчинами, который незаметно разрушал мое существование. И теперь я это сознавала. Но как принять это и смириться с подобным открытием? Я ведь даже не могла заставить себя до конца поверить!
— Вы хотели меня?
Я понимала, что он имеет в виду, нет, твердо знала и смаковала каждое его слово и нетерпеливо ждала ответа.
— Вы так удивлены? Неужели настолько слепы, что не знаете себе цену? О да, я хотел вас с той минуты, как увидел в Гайд-парке. Выражение вашего лица, возмущение, ярость оттого, что собака предала вас! Тогда я понял, что вы та единственная, кто предназначен мне Богом. Давно уже я так не смеялся. Не испытывал такой искренней, чистой радости, как в тот день! Но я мечтал о большем. Хотел вас. А вы… вы не желали иметь со мной ничего общего. Впервые в жизни я из кожи вон лез, чтобы завоевать женщину. И ничего, ничего не выходило. Вы оставались холодны как лед. Отказались даже назвать свое имя. Полнейший крах. Совершенный провал. И как ни тяжело мне было, пришлось отступить. Я вернулся в Девбридж-Мэнор, собираясь вновь ринуться в бой, как только вы снимете траур. — Он разразился скрипучим, издевательским смехом. Так смеются только над собой. — Ничего не скажешь, роковое решение. Но откуда мне было знать?
75 
