Особенно,... 
67 
Город стоял на другом берегу Десны.
Тирц раздраженно сплюнул — про такую возможность он как-то не подумал. Полноводная Десна — это не Сейм и не Оскол, ее вброд не перейдешь.
— Смотрите, — указал на мелькающих среди городских посадов воинов Девлет-Гирей. — Сулешев-бей уже там.
— Пусть собирают все лодки и ладьи, что стоят под городом у причалов, — тут же распорядился Тирц, — и перегоняют на этот берег. Перевезем полонян, пусть разбирают бревна и стаскивают к берегу. Свяжем все найденные лодки борт к борту, сделаем поверх настил, получится наплавной мост. Работы от силы на день, и завтра все будем под крепостью.
— Однако, ты хитер, — не удержавшись, восхищенно мотнул головой Гирей-бей. — Всегда выкрутишься… Эй, сотник, Халил. Ты все слышал? Скачи на берег, зови сулешевских нукеров, пусть лодки собирают. А потом среди невольников мастеровых отбери. Можешь награду им пообещать, чтобы работали быстрее. Свободу, например…
И Девлет-Гирей громко захохотал.
* * *
Княжеский дом в два жилья стоял особняком от прочих строений крепости, и был окружен небольшим палисадом. Снаружи он казался каменным, но на самом деле из обожженного кирпича был сложен только первый этаж — с высоким подвалом и обширной трапезной, — выглядывающей наружу тремя сводчатыми окнами. Второй этаж дед приказал срубить из смолистых сосновых бревен, тщательно замазать глиной и заштукатурить снаружи и изнутри, отчего дом выглядел каменным целиком. Крышу покрывала толстая глиняная черепица — так что, случись в городе пожар, огню пришлось бы приложить немало труда, чтобы найти щелочку для проникновения в княжеские покои. А уж сыплющихся сверху горячих искр и тлеющих щепок, что обычно и разносят пламя по селениям, хоромы Андрей Васильевича не боялись вовсе.
Светелка Софьи находились наверху, в дальнем от дверей углу дома. Вроде и место самое укромное — а смех из нее разносился по всем палатам, заставляя обитателей и гостей невольно улыбаться в ответ.
Бог дал князю трех дочерей, двух из которых потом отобрала пришедшая из литовских пределов холера. Посему младшенькую свою Андрей Васильевич баловал, стараясь не думать о том, что настанет день, когда она покинет эти стены и переедет к мужу. А ведь уже четырнадцатый год пошел хохотушке, можно и под венец идти, коли жених достойный найдется…
Вот и сейчас, едва переступив порог дома, хозяин услышал звонкий, переливчатый смех.
— Дарья Ерофеевна где? — князь снял ерихонку, звякнувшую железными наушами, протянул ярыге и перекрестился на образ Богоматери, висящей под сводом у ведущей наверх лестницы.
— У дочери пребывать изволит, Андрей Васильевич. Купцы греческие с утра приходили, так до сих пор и не спускались.
— Ага, греческие купцы, — кивнул князь, поворачивая в трапезную. — Передай-ка ты ей, что есть я хочу. И голоден вельми.
Купцы оставались извечной головной болью князя. Чернигов стоял на торговых путях, пусть и не очень нахоженных, из моря татарского в северные земли, и из земель литовских и ляхских на Москву. Уж очень удобно получалось с Сейма на Оку товары перекидывать, а уж там и в столицу русскую на ладьях заплыть можно, и в Персию с тем же успехом. В Персию даже проще, потому, как супротив течения нигде плыть не нужно.
По причине этой, товара через город шло немало как в одну, так и в другую сторону. Однако купцы все товар свой дорогой стремились не в слободах ремесленных, торговых, да подольских держать, а за стены крепкие крепостные спрятать. Особливо своего добиться пытались те купцы, что через Чернигов торговали постоянно, склады и сараи их не пустовали никогда, а потому и опасность каждая хоть каким-то, но убытком грозила постоянно.
В первые ряды тут выходили купцы как раз греческие. Будучи единоверцами, жили они, однако, в землях басурманских; товары все норовили увезти в земли османские да и людьми казались странными и скользкими. Во всяком случае, дела свои торговые греки не останавливали ни на день, сколь страшные войны и моры в здешних краях не творились.
Князь, желая справедливость общую соблюсти, пытался склады в местах защищенных по общему равенству распределить: и купцам московским, и грекам, и схизматикам в равной мере. Однако греки справедливость оную воспринимать не желали, пытаясь путями окольными льготы лишние получить.
Любовь воеводы черниговского к дочери мимо их внимания не прошла, а потому подношения и уговоры свои они именно Софье адресовали, на честность княжескую надеясь. Подарки, дочерью принятые, отнимать Андрей Васильевич не станет, серебро купцы сами не примут, а потому придется князю Можайскому о новых снисхождения торговаться.
67 
