Особенно,... 
91 
Пошатываясь, Ники приблизилась к двери. Дверь выглядела вполне реалистично. «Значит, я ее просто не заметила», — решила Ники. Однако когда она посветила внутрь фонариком, к ней вернулись сомнения. Густая темнота полностью поглощала свет. Казалось, что за дверью заканчивается пространство. И, кроме этой непроглядной тьмы, там ничего нет. Ники невольно представила, как делает шаг, срывается в пропасть и летит вниз… падает в бесконечность, — и отступила назад.
«Точно, газу надышалась», — сердито подумала она, не решаясь войти в темную дверь. Ей было страшно, и она злилась на свой страх. Нафаню бы с Рэндомом сюда. Небось, парни бы давно тут сдохли. Ники представила, как она злорадно говорит Нафане: «Ну, чего боишься? Мир же — музыка, да?» Что бы он ответил? «Конечно, музыка. Например, сейчас мой музыкальный слух говорит, что нам там вломят». И смылся бы.
А Рэндом вообще бы в подвал не полез. И ее бы не пустил…
Ники выкинула из головы мысли и решительно шагнула в дверной проем.
И услышала в темноте голос.
— Уходи.
Ники застыла на месте, как парализованная. Низкий глухой голос словно рождался в воздухе, доносился одновременно издалека и в то же время звучал в голове. Этот голос Ники был знаком. Именно он звал ее во сне, когда ветер сухим листом носил ее над городом.
— Вероника, уходи, — повторил голос. Собственное имя неожиданно вывело Ники из паралича.
— Вы кто? — заикаясь, спросила она. — Откуда вы меня знаете?
— Убегай и прячься. Немедленно.
— Это вы пели песню?
— Твое время выходит.
Ники отступила, но не ушла. Ей было странно и жутко, но ее удерживало сознание того, что это единственный шанс наконец во всем разобраться.
— Я должна узнать про песню, — заговорила она настойчиво, преодолевая страх. — Понимаете, я обдумала и поняла: все дело в ней. Смотрите — я подобрала мелодию, потом мне снились сны, а на следующий день на меня напал маньяк. В смысле, Арсан. Потом я вспомнила слова и упала в обморок. А на следующий день приходит Толик и врет, что он мой отец. Я уверена, что врет! Пожалуйста! Я должна узнать, что это за песня!
— Ты и так знаешь слишком много, — повторил голос. Ники почудилось в нем страдание. — Убегай. Прячься. Скоро за тобой придут. Тогда будет поздно.
Голос затих. На этот раз, похоже, совсем. Внезапно Ники показалось, что густая темнота сейчас выгнется из дверного проема и набросится на нее. Девочка развернулась и кинулась бежать. На пороге лаборатории ей ударил в нос химический запах. Задержав дыхание, Ники пробежала через длинное помещение, потом через второе, путаясь ногами в кинопленках, и вылетела на лестницу.
Она никогда не подозревала, что простой чистый воздух так сладко пахнет!
«Я еще вернусь туда, — пообещала она себе. — И побеседую с тем, кто там прячется. Я от него не отстану. Пусть даже не надеется».
В вестибюле метро «Площадь Александра Невского» Ники ждал сюрприз. Мельком взглянув на свое отражение в витрине какого-то ларька, она поняла, почему на нее всю дорогу косились прохожие. Чудесная куртка «мечта авиатора», роскошные джинсы, обшитые серебряным галуном и стразами, любимые гриндерсы — больше всего этого не было. Остался классический прикид бомжа и погорельца — черные, вонючие, изъеденные кислотами лохмотья.
Глава 27
Ники в новой школе
В понедельник в классе появилась новая девчонка.
Первое, что бросилось в глаза Лешке, — да и не только ему — это ее невероятные понты. Девчонка держала спину так прямо, как будто за каждую попытку ссутулиться получала пинок от невидимой наставницы. Вышагивала, как аист, нос задирала до потолка, по сторонам не глядела, всем своим видом давая понять, что ей на окружающих наплевать. А сама между прочим, ничего особенного. Маленького роста, никакого намека на бюст, недоразвитая какая-то, правда, глаза красивые. Большие, мрачные, в длинных ресницах. И прикинута очень круто. Даже слишком круто для такой пигалицы. Очередная «чья-то дочка», решил Лешка. Как будто их и так в классе не хватает. И этот стиль ей не идет. Над клепаным, разукрашенным стразами ремнем — тощая спина с острыми позвонками. Даже смотреть жалко. Девчонку звали Вероника Покрышкина. Познакомиться она ни с кем не пыталась. Пришла и важно уселась за свободную парту. Первым уроком был английский. Быстро выяснилось, что новенькая, кроме «хэллоу» и «шит хэппенс», ничего изобразить не может. Но ей как будто было по барабану. Выложила на стол какую-то электронную штуковину малопонятного назначения, типа карманного переводчика, и принялась давить на клавиши. Славка потянулся посмотреть, так не позволила — прикрыла рукой, зашипела, как змея, послала подальше.
91 
