Особенно,... 
25 
— Это все ведьмин гриб. Он одурманивает разум и насылает дурное веселие.
— Ну да, конечно, — кивнул Середин. — Во всем виноват наркотик. А те, что пьют или колются — это белые и пушистые ангелы. Несчастные жертвы. Даже когда кого-то режут или калечат.
— Она же не убила тебя, смертный!
— У нее просто не получилось. — Он зевнул и закрыл глаза. — Она сделала свой выбор. Все! Теперь каждый за себя.
Поутру ведун растопил себе еще немного воды, остатками залил угли и двинулся дальше — через болото к новому островку, потом еще к одному и через три часа вышел на сухой каменистый берег. Ориентируясь по солнцу, он направился на север, перевалил холмы, увенчанные острыми скальными уступами, начал спускаться через удивительно чистый сосновый лес — ни валежника, ни сухостоя, ни ломаных деревьев. Неожиданно краем глаза он ощутил движение, повернул голову… На камушке сидел бородатый пузатый малыш полуметрового роста, лохматый, в кожаном костюмчике, и ковырялся в сапоге с широкими отворотами. Ведун замер, поняв, что видит лешего — а эти шутники так просто никому на глаза не показываются.
— Чего вытаращился? — недовольно буркнул тот, не поворачивая головы. — Шишка под пятку попала.
Малыш снова натянул сапог, притопнул, встал, повел плечом. Лохматые волосы оказались серым мхом, ноги — кривыми корневищами, а сам леший — обычным еловым пнем. Олег свернул, подошел ближе. Тронул мох рукой. Пень как пень.
— Привиделось, что ли?
По уму, этой нежити не мешало бы оставить небольшой подарок, подношение — но Середин ныне был гол как сокол, а потому просто пожелал пню доброго лета и двинулся дальше, вниз по склону, пока не услышал громкое ржание. Ведун замедлил шаг, начал красться вперед уже не открыто, а прячась за деревьями, и вскоре увидел небольшой, на сотню голов, табун, ощипывающий молодую травку на открытом солнцу южном склоне.
— Южный… — уже вслух недоуменно повторил он. — Солнце напротив, освещен до самой подошвы. А шел я на север… Так какого лешего?
Над ухом кто-то громко хихикнул. Ведун оглянулся, никого не заметил и стал спускаться дальше. Уже через минуту он разглядел дальше, вниз по ущелью, десятка три юрт и несколько низких срубов, присыпанных землей. На северном склоне, на высоте метров пятидесяти, над поселком возвышалась площадка с отвесными скальными краями. Там тоже стояла юрта, больше похожая на индейский вигвам, над ней вился слабый дымок. На самом краю Середин разглядел каменную бабу: плечи, голова, зеленый венок на шее. Другие истуканы, скорее всего, стояли дальше.
— Вот проклятье… Я что, ходил по кругу?
— Ты должен ее освободить, — тихо сообщила ему женщина в парчовом платье и опустила веточку, чтобы святилище стало лучше видно. — Сейчас она спит, но шаманка уже варит для нее грибы. Она насушила их много, очень много. Хватит, чтобы убить Роксалану еще до первого снега.
— Какая заботливая! Интересно, наяда, а почему здешние кочевники решили, что эта глупая наркоманка пророчица?
— Когда она говорила, смертный, к ней слетались птицы и бабочки. Когда она останавливалась, у ног ее вырастала трава и распускались цветы. Да еще этот ведьмин гриб… Он делает человека странным.
— Птицы? Бабочки? Цветы? — усмехнулся Олег. — Интересно, откуда у нее взялись такие таланты?
— Я видела, как смертные бьют тебя. Слышала, что они желают убить тебя, замучить. Я испугалась за добрую женщину и послала к ней птиц. Смертные увидели ее, увидели птиц, удивились ее речам и решили, что она — один из духов леса.
— За нее ты, значит, испугалась? — неприятно кольнуло Середина. — А меня зарежут — так это ничего?
— Никто не вечен, человек. Каждому начертано подойти к концу. Кто-то умирает, кто-то благодаря этому продолжает жить, кто-то рождается, чтобы занять место умершего. Зачем мешать неизбежному? Таковы законы мироздания.
— Что же ты Роксалану спасаешь?
— Она необычная женщина, смертный. Ее душа возвышенна и жертвенна. Она должна жить. Она не такая, как ты, ее нужно беречь.
— Вот и береги, — прикусил губу ведун. — А у меня дела.
Он развернулся и быстрым шагом начал подниматься обратно в гору. Спустя полчаса по уже знакомой седловине ведун перевалил гребень усыпанного валунами взгорка, стал спускаться с другой стороны — и вдруг заметил высоко на сосне, на нижней ветке, бородатого малыша, беспечно помахивающего ножками в коротких ботфортах. Олег наклонился, подобрал шишку, а когда выпрямился — в кроне было уже пусто. На месте лешего сияло ослепительное солнце. То есть — било своими лучами прямо в лицо.
25 
