– Непременно, – кивнул Артур. – Особенно, если он ещё вякать будет.
– Ты не в настроении. Какими играть будешь?
– Выбери сам.
– С тобой бесполезно играть, когда ты злой, – всё равно выиграешь.
– Ладно, пойду, навещу уединенное место и попробую подобреть, – Артур поднялся.
В туалете на первый взгляд было пусто. Когда Артур мыл руки, то услышал, чьи-то всхлипывания. Он закрыл воду и прислушался. Действительно кто-то тихо плакал. Артур прошел в самый конец туалета и в узком промежутке между последней кабинкой и окном увидел Сашу. Он сидел на подоконнике и плакал, как обиженный ребенок. У него был настолько жалкий вид, что у Артура по спине пробежал неприятный холодок.
– Ты что, Сашок? – осторожно спросил он.
Саша не ответил. Артур достал сигарету и, присев с ним рядом на подоконник, закурил. Легкая неприязнь к Толику перерастала в холодную ярость. Сигаретный дым показался на удивление горьким.
– Козулькин, какой черт тебя сюда понес? – с досадой спросил Артур.
– А что, при всех нужно было? – Саша шмыгнул носом.
– Я не о том, что ты плачешь. Кстати, перестань реветь. Терпеть этого не могу. Зачем ты в училище поступил? Ну, пошел бы в институт в какой-нибудь, например, в медицинский. Стал бы врачом детским. Ты маленький, они маленькие. И хорошо было бы, и не смеялся б никто.
– У меня дедушка военным был, отец военным был. Отец умер. Все мечтали, что я тоже буду военным. Я хотел стать таким, как отец. Я в маму ростом маленький… Тебе хорошо, – Саша тяжело вздохнул. – Из тебя такой офицер выйдет!
– Офицер! – ухмыльнулся Артур. – Да мне здесь всё дерьмом намазано. Я Армию терпеть не могу.
– Так почему? – удивился Саша.
– По кочану, – огрызнулся Артур. – Чем тебя Толик сегодня доставал?
– Да он меня в бане видел… – у Саши снова задрожали губы.
– Ну и что? – не понял Артур.
– Сказал, что я и в корень не пошел…
– Перестань реветь! – Артур поднялся и зло швырнул окурок в урну.
Он вернулся в комнату отдыха. Здесь Толик рассказывал вновь собравшейся компании о своих любовных похождениях. Артур подошел к Толику и без особого труда поднял его с места. У Толика глаза из орбит полезли. В комнате отдыха наступила тишина.
– Если ты, идиот, ещё раз тронешь Козулькина, я из тебя шмази наделаю! – хрипло пообещал Артур.
– Ты… ты… я… – заикался Толик.
– Головка от… магнитофона. Ты меня понял?
– Да.
– Так бы и давно, – Артур оттолкнул Толика и с отвращением отряхнул руки.
Во всё ещё висящей тишине Артур подошел к Сергею, потрясенно наблюдавшему за происходящим.
– Ты шахматы расставил? Мы играем? – спросил он.
Ночью Артур долго не мог уснуть. Наконец ему это удалось. Ему снился какой-то кошмар. Когда он открыл глаза, то не сразу понял, что это уже не сон. Над ним нависло лицо Толика.
– Запомни, Дашевский, – свистящим шепотом пообещал он, – ты себе приговор подписал! Я не я буду, если ты завтра жив останешься. Лучше заболей, чтобы не прыгать.
– Пошел ты… – порекомендовал ему Артур.
– Попомни…
Утром всё было нормально. О вчерашнем инциденте никто не вспоминал. На этот день были намечены прыжки с парашютом. В коридоре Артур столкнулся с начальником училища. Тот остановился и, внимательно глядя на Артура, сказал:
– Дашевский, в семнадцать жду вас у себя в кабинете. Я хочу поговорить с вами о вчерашнем вечере.
– Есть! – бодро отрапортовал Артур.
Ему было абсолютно безразлично, чем закончиться для него этот разговор. Отпуск на двое суток через шесть дней был подписан и даже заказан номер в гостинице.
Толик тоже никак себя не проявлял. Артур уже подумал, что Толик приснился ему в кошмаре. Так было до тех пор, пока перед прыжком он не увидел глаза Толика. Последнее, что он запомнил, это было ощущение полета и стремительно приближающаяся земля…
Очнулся он в госпитале. Голова разрывалась от боли. Сначала он думал, что из-за такой сильной боли не чувствует тела. В тот же день он услышал разговор двух медсестер.
– Представляешь, он в себя пришел, – сказала первая. – Правда, говорить ещё не говорит, но глаза уже открыл.
– Невероятно! Петр Федорович сегодня говорил, что мать его вызвали. Жаль парня, – сказала вторая. – Ведь красивый какой.
– Да, в девятнадцать с половиной лет остаться инвалидом.
– Вообще, он в рубашке родился. С такой высоты упасть и остаться живому! Там вчера его друзья приходили. Один крупный, почти, как он, а второй смешной такой, маленький, уши торчат…