Изекиль остановился, величаво, всем телом, повернулся навстречу, степенно перекрестил воина и протянул руку для поцелуя. Сын Магнуса Миннешельда, не рискнув на виду у всего войска демонстрировать неуважение к церкви, преклонил колено, коснулся протянутой руки губами.
– Мы еще долго будем сидеть на этом болоте, колдун? – тихо спросил он. – Мы должны построить крепость до первых холодов, снабдить ее припасами и камнеметами.
– Не крепость, а столицу, смертный, – поправил Изекиль, глядя мимо главы войска на макушки деревьев. – И чтобы столица будущей империи обрела могущество, она должна стоять в точке силы. А ее еще нужно найти. Здесь вся земля пропитана силой. Чтобы найти центр, источник этой мощи, нужно время. Это место и должно стать центром столицы, оказаться точно под алтарем главного храма.
– Тогда, может быть, я начну строить крепость просто на излучине? – предложил Биргер. – А храм для тебя мы поставим потом, когда ты выследишь свою главную точку?
– Ты так торопишься строить крепость? – перевел Изекиль взгляд на воина. – Что-то до сего момента я не замечал у тебя страха перед русскими. Ты ни охранения не выставил, ни засеки вкруг лагеря не поставил.
– А чего тут бояться? – пожал плечами стурман. – Кругом одни болота. Новгородцы, если и подойдут, то по реке. С пороками, судовой ратью, лестницами. Засекой от них не загородиться. Нужно крепость ставить, пока они не поняли, что я сюда навсегда пришел, а не просто отсиживаюсь вдали от людских глаз.
– Ты мыслишь правильно, смертный, – кивнул колдун. – Однако же законы войны и законы магии совпадают редко. Чтобы столица оказалась нерушимой, чтобы росла, не боясь ни врага, ни мора, чтобы притягивала к себе слуг со всего мира, она должна быть заложена в центре силы, а не сбоку от него. Поэтому жди. Строить еще рано.
– Безделье разлагает войско, колдун.
– Это не только твоя будущая столица, смертный, но и моя, – покачал головой Изекиль. – И она должна быть заложена с соблюдением ритуала, после которого ее за всю историю никто уже не сможет ни завоевать, ни срыть, ни проклясть. Жди!
Колдун опять осенил воина крестом и неспешно направился к лодке с шестью гребцами, что уже третий день катала его по протокам и ручьям. Стурман, не удержавшись, раздраженно сплюнул и повернул назад, в свой шатер.
– Да ты что, брат мой, лицом темен, – хохотнул рыжебородый Дидрик, по кожаному поддоспешнику которого темной струйкой текло пролитое вино. – Никак, вместо благословения проклятие получил?
– Сам не знаю, – бухнулся в кресло Биргер, подтянул к себе целиком запеченного цыпленка и попытался разодрать надвое. Однако стурману не повезло и в этом: у куренка оторвалась только лапа. Да и то без мяса – костяшка одна. Глава войска раздраженно швырнул ее в полог шатра и опрокинул в рот высокий оловянный кубок с вином.
– Чего ищет в здешних болотах папский посланец? – осторожно поинтересовался остроносый Пиггинг, пригладив темно-синий бархат бригантины[42] на груди.
– Ищет место, избранное Богом для нового города, – грохнул кубком о стол Биргер. – Не дает строить крепость в том месте, что просто удобно для обороны.
– А не послать ли нам этого кардинала… обратно к Папе? – предложил Дидрик и, не дожидаясь ответа, радостно захохотал.
– И правда, – согласился с рыжебородым Хольмгер Кнутссон. – Что нам мнение какого-то святоши? Он ведь мечом махать не станет, за нашими спинами отсидится. Пусть в церкви командует, а не в походе воинском.
– Его нам в епископы прочат, – наиболее правдоподобно оправдался стурман. – Не хочу ссориться.
– Тогда давайте выпьем! – потянулся к кувшину с вином Дидрик.
Это предложение устроило всех. Воины наполнили кубки, осушили, наполнили еще раз. Настроение главы войска несколько улучшилось, и он снова потянулся к цыпленку.
– Что это там за топот? – внезапно насторожился Пиггинг Длинный. – Мы вроде коней с собой не везли?
Биргер, оторвав цыпленку грудку, запихал ее себе в рот – но тут с улицы донеслись крики ужаса, вопли боли, стоны. Стурман замер, прислушиваясь и боясь поверить своим ушам, потом вскочил, метнулся к пологу шатра, откинул его в сторону – и недожеванный кусок вывалился на траву из растерянно открывшегося рта…
Вдоль самой кромки воды неслась кованая конница: островерхие шлемы, низко опущенные копья, щиты со вставшими на дыбы львами, отливающая на солнце сталь плотно облегающих тело кольчуг и зерцал. Куски торфа и глины взлетали из-под копыт выше голов всадников, и так же высоко вскидывались тяжелые сходни: под прикрытием ударных сотен по берегу мчались всадники, которые цепляли сходни боевыми топориками на длинных рукоятях и волочащимися по воде железными «кошками». Еще один отряд, смяв растущий по краю наволока ивняк, молча выметывался на открытое пространство – и это зловещее молчание вселяло в душу мертвенный ужас.