14 
— Не ага, а благодарствую, тютя! — заехав сбоку, Пахом легонько шлепнул его плетью по спине.
— Ой, прости, княже, — испугался Еремей, вцепился себе в волосы, явно забыв, что шапка уже в руке, и принялся торопливо и низко кланяться.
— Успокойся, плешь себе устроишь, — хлопнул его по плечу Зверев. — Лучше беги печи топить. Холодно небось в доме.
— Через день протапливаю, княже, — замотал головой тот. — Морозу и сырости нигде нет. Вот те крест, нигде.
— Беги, сказано, — опять огрел его плетью Пахом и спрыгнул на доски. — А что, и впрямь ладно, княже. Глуп приказчик здешний, но молодец.
Еремей уже подтрусил к крыльцу, едва не сбив на ходу вышедшую с ковшом женщину.
— Пахом, пару человек отправь баню топить, остальные пусть лошадьми занимаются. Тут ныне дворни нет. — Князь двинулся навстречу Саломее, закутанной в шали и платки с ног до головы. Только голубые глаза с длинными ресницами проглядывали в узкую, словно в парандже, щель. Принял ковш с теплым сытом, немного отпил.
— Прости, княже, сбитень варить не для кого, — повинилась приживалка. — Оттого и нечем попотчевать достойно. Кабы знать!
— Надеюсь, после бани-то найдешь, чем угостить? Не умрем с голодухи?
— Как можно, батюшка?! — округлила глаза Саломея. — Сей же час огурчиков да грибков принести могу, рыбки копченой, вина заморского поставить. Погреб полон, токмо и ждет, кто его раскроет. А пока паритесь, и курочек запечь успею, и селедочки почистить, и ветчины зажарить.
— Ну, так беги, собирай. Мужики со мной все голодные.
Оставшись один, он прошелся по запорошенным снегом доскам, пристукнул каблуком. Стало обидно: только налаживается все вокруг, краше становится и богаче. Две дочки растут, жена красавица, дворец в Москве и княжестве обустроились, люди, поместье… И вот те на — погибать пора.
Умирать Андрею совсем не хотелось. Остро, обидно, до слабости в коленках. В душе постоянно билась надежда — что нет, не получится ничего. Не послушает его царь, не поверит в грамоту, или заплатят ливонцы положенную дань. Не будет войны — и не придется умирать. Но отступать Зверев не желал. Его стране требовался выход к Балтике — и он сам, сразу, был готов заплатить за это жизнями. Хоть и чужими. Что же изменится, если среди прочих окажется и его собственная жизнь? Не боишься посылать за Калинов мост других — нечего тогда и самому отнекиваться.
Правда, другие обреченные ратники пока не знали о своей грядущей смерти. Они всего лишь двинутся в обычный, привычный для детей боярских поход. Судьба открылась лишь одному.
— Ничего, — Андрей притопнул по новенькой мостовой и решительно направился к дому, — детям останется. Будет, где разгуляться.
Первые трое суток в Москве пролетели незаметно. Хлопоты по дому, который требовалось пробудить к жизни, визиты к князьям Воротынскому, Шаховскому. Хозяев, правда, в столице не оказалось, дворня о госте потом доложит — но ведь время ушло. Златоглавую от края до края быстро не обойдешь. Еще день Андрей подарил братчине. В гостеприимном доме дьяка Кошкина, как всегда, обретались несколько побратимов сына боярина Лисьина, которые с удовольствием осушили с ним братчину, запив пиво петерсеменой и закусив свежей волжской белорыбицей. До самого рассвета друзья что-то обсуждали, строили планы, выпивали за их осуществление, но на следующий день Андрей так толком и не вспомнил — чему же они посвятили столько времени?
У князя Друцкого, похоже, хлопот обнаружилось не меньше, поскольку заявился он не на третье, а только на пятое утро. Обнял вышедшего навстречу хозяина, прошелся кругом, молодцевато притаптывая каблуком по струганным доскам, крякнул:
— Славно! Надобно и мне так застелиться. — И без всякого перехода продолжил: — Государя нет в Москве. Он ныне в Александровской слободе обосновался.
— Знаю, — кивнул Зверев. — Мне о том боярин Кошкин пожаловался.
— Едем?
— Прямо сейчас?
— А чего медлить, Андрей Васильевич? Рано не поздно. Коли послы нас обгонят, лет пять о недоимках бесполезно будет напоминать.
Зверев секунду поколебался, потом громко распорядился:
— Пахом! Вели коней седлать! Пару ребят с собой возьми, остальные пусть по дому помогут. Вина романейского испить не желаешь, Юрий Семенович, пока суть да дело?
— Не стоит, Андрей Васильевич. Знаю я, как это случается. Чарку выпить, маненько закусить, чуток поболтать, после застолья отдохнуть… А там, глядишь, и сумерки. Не стоит.
14 
