Последние отзывы

  50  

Вскоре затрещал кустарник, к реке выехали засечники. Опричник поднялся в седло своего коня, пришпорил его, помчался к устью Ижоры. Перейдя речушку вброд, всадники по берегу поднялись на несколько гонов, миновали засеянное гречихой поле, обогнули лесной тропкой небольшое болотце, снова вышли к речушке, пересекли ее вброд, по песчаному руслу ручья поднялись на пересохшее к середине лета болотца и по нему легко обогнали пеших чужаков на несколько верст. У березового россоха отряд повернул налево, проскочил мимо озер и остановился на привал. Коней Зализа велел держать под рукой, а самим засечникам разрешил отдыхать, поглядывая в сторону дороги.

Чужеземцы появились на дороге спустя несколько часов. Россох миновали без остановки и малейшего колебания — и двинулись дальше на Вилы.

— Садитесь им на хвост, ребята, — поняв, что его землям ничего не угрожает, Зализа заметно повеселел и птицей вспорхнул в седло своего верного Урака. — Я в Храпшу, к боярскому сыну Иванову поскакал. Туда и вести везите.

Сам опричник широким наметом обогнул окруженное березами озеро пересохшим болотом, выскочил на дорогу примерно в версте перед чужеземцами и помчался в Вилы. Часа через два он оказался на россохе между вытянувшимися в два ряда шестью русскими избами. Прямая тропа уходила еще к двум ивановским деревушкам и дальше, к Невской губе, а проезжая дорога сворачивала налево, к Храпше и дальше, на Копорье.

В деревне царила полная тишина — видать, Осип успел предупредить местных людишек об опасности.

Только у крайнего дома, на самой опушке, сидел, опершись подбородком на клюку, дед Путята. Сколько ему лет, не мог счесть никто, но уже годков десять ноги деда не носили совсем, а от набегов он перестал прятаться еще раньше, считая, что свое отжил. Вот так, на скамейке у избы, он благополучно пересидел аж шесть мелких и крупных набегов. Безобидного старика не тронули ни буйные жмудины, ни дикие свены, ни даже пустоголовые ливонцы.

Зализа спустился на землю, не спеша переседлал коней. Откуда-то со стороны вылетела лопоухая псина и принялась заливисто брехать на государева человека, аж подпрыгивая от старания. Опричник осторожно подтянул к себе колчан, вытянул лакированный татарский лук, тупую охотничью стрелу, резко развернулся и щелкнул тетивой. Собачка коротко тявкнула в последний раз и распласталась в пыли.

Семен подошел к ней, вытаскивая острый засапожный нож, быстро и умело отсек голову, продернул сквозь загривок ремешок.

— Выгрызать измену, как собака, выметать изменщиков, как метла, — негромко пробормотал он государев наказ, и подвесил оскаленную мертвую голову к седлу. Чай не в дикий лес, в поместье княжеского волостника направляется. Значит, выглядеть должен, как настоящий государев человек, а не земский боярин какой-нибудь.

До Храпши оставалось верст десять. Два часа хода неспешной рысью.

* * *

Слабость растекалась по всему телу с каждым ударом пульса. Казалось, по жилам вместо крови течет зимний холод, и сердце старательно перекачивает его к каждой, самой маленькой и далекой клеточке организма. Никита тихонько кашлянул и открыл глаза. Нет, в горле не першило, пар изо рта не шел, ранние заморозки к нему на постель не упали. И тем не менее, он чувствовал сильнейший озноб, а попытка просто подняться с тюфяка стоила огромного напряжения.

— Ты проснулся, суженый мой? — появилась из-за печи Настя. — Сейчас, каша поспеет.

Ладная, статная — хотя и неожиданная миниатюрная, в свободной рубашке, просвечивающей на фоне открытой двери, она вызвала в Никите приступ желания и удивления: как такая красавица могла оказаться в глухом медвежьем углу, как решилась сама придти ночью к нему в постель — хотя у нее отбою от кавалеров быть не должно.

— Доброе утро, Настенька, — улыбнулся он и увидел на ее губах ответную улыбку.

Хомяк сделал над собой усилие, поднялся, твердым шагом дошел до дверей, а от нее — до кустиков под холмом. Туалета в деревне он вчера не нашел и бегал, как принято за городом — в кустики. Строить и строить надо было в этой деревне, чтобы в приличный вид ее привести! Поднимаясь к дому он вдруг упал — неожиданно для себя самого.

Ноги наверх нести отказались, и все! Никаких болей, никаких недомоганий — только слабость и недоумение от нее. Никита немного отдышался, оперся руками о землю, встал, торопливо преодолел оставшиеся метры, вошел в жилище и присел на перевернутое ведро.

  50