Особенно,... 
60 
— Семнадцать и две десятых сантиметра в длину, восемь миллиметров в высоту, — бормотал он, записывая цифры в блокнот.
Он еще раз проверил расположение ран, находящихся на абсолютно прямой линии.
«Семнадцать и две десятых сантиметра, — повторил он про себя. — На три миллиметра больше длины поперечной перекладины вил. И все же…»
— Лалиберте, какова глубина ран?
— Около шести дюймов.
— То есть?
Суперинтендант нахмурил брови, считая в уме.
— Около пятнадцати и двух десятых сантиметра, — опередил его врач.
— У всех трех ран одинаковая глубина?
— Да.
— Есть ли в ранах земля? Грязь? — спросил Адамберг. — Или орудие убийства было чистым и новым?
— Нет, мы нашли в глубине ран частички гумуса, листьев, мельчайшие кусочки гравия.
— Вот как, — удивился Адамберг.
Он вернул Лалиберте линейку и сантиметр, заметив, что суперинтендант явно обескуражен: он не ожидал, что Адамберг будет так тщательно осматривать тело.
— Что случилось, Орель? Ты разве не за этим меня вызвал?
— Конечно, но… — Лалиберте колебался. — Но что ты там меришь?
— У вас есть орудие убийства?
— Конечно нет, сам понимаешь. Но мои специалисты восстановили его. Это большая плоская отвертка.
— Твои специалисты лучше разбираются в молекулах, чем в оружии. Это не отвертка. Это вилы.
— Откуда ты знаешь?
— Попробуй трижды воткнуть отвертку и получить прямую линию и одинаковую глубину ран. За двадцать лет не преуспеешь. Это вилы.
— Ты это проверял?
— Это и еще нечто, гораздо более глубокое. Как ил озера Пинк.
Суперинтендант был определенно растерян. Он вел их сюда, явно на что-то рассчитывая, но измерения сбили его с толку. Адамберг пытался понять ход мыслей Лалиберте.
— На голове есть след от удара? — спросил он у врача.
— Большая гематома у основания черепа, жертва потеряла сознание, но не это стало причиной смерти.
— Откуда ты узнал про удар? — спросил Лалиберте.
Адамберг повернулся к суперинтенданту и скрестил руки:
— Кажется, ты вызвал меня из Парижа, потому что я собрал некоторые сведения, так?
— Так… — Ответ прозвучал не слишком уверенно.
— Так или нет, Орель? Я лечу через Атлантику, а ты в два часа ночи тащишь меня к трупу. Чего ты от меня ждешь? Чтобы я подтвердил тебе, что она умерла? Раз ты приволок меня сюда, значит, знал, что я в курсе. Во всяком случае, так мне сказали в Париже. Это правда, я в курсе. Но тебя это, похоже, не обрадовало. Ты ждал чего-то другого?
— Не обижайся. Меня это удивляет, вот и все.
— Главные сюрпризы впереди.
— Сними простыню, — приказал Лалиберте медэксперту.
Рейнальд начал аккуратно отворачивать саван — совсем как Менар в Страсбурге. Адамберг напрягся, заметив четыре родинки в виде ромба у основания шеи. Благодаря медлительности врача он успел собраться и не выдал себя.
В ящике лежала Ноэлла. Адамберг, стараясь дышать ровно, осмотрел труп. Он надеялся, что не спускавший с него глаз Лалиберте ничего не заметил.
— Я могу увидеть гематому? — спросил он.
Врач повернул голову жертвы.
— Удар был нанесен тупым орудием, — объяснил Рейнальд. — Это все, что мы можем сказать. Скорее всего деревянным.
— Ручкой вил, — уточнил Адамберг. — Он всегда так поступает.
— Кто «он»? — спросил Лалиберте.
— Убийца.
— Ты что, знаешь его?
— Да. И хотел бы знать, кто сообщил об этом.
— А девушку ты тоже знаешь?
— Полагаешь, мне известны имена шестидесяти миллионов французов?
— Если знаешь убийцу, можешь знать и жертву.
— Я не ясновидящий — ты сам мне об этом говорил.
— Так ты никогда ее не видел?
— Где? Во Франции? В Париже?
— Где угодно.
— Никогда, — ответил Адамберг, пожимая плечами.
— Ее имя — Ноэлла Кордель. Не вспомнил?
Адамберг подошел к суперинтенданту:
— Почему тебе так хочется, чтобы мне это что-то говорило?
— Она шесть месяцев жила в Халле. Ты мог с ней встречаться.
— Как и ты. Что она делала в Халле? Вышла замуж за местного жителя? Училась?
— Приехала к своему парню, но вышел облом.
— То есть?
— Любовник ее бросил. Она работала в Оттаве, в баре «Карибу». Тебе это ни о чем не напоминает?
— Никогда там не был. Ты грязно играешь, Орель. Не знаю, что было в том анонимном письме, но ты блефуешь.
60 
