Жан-Батист повторил это и сейчас. Забрался повыше и увидел след Трезубца, кровавый след. Как собака, как бог, подумал Рафаэль. Жан-Батист еще раз проложил ему путь домой.
LVI
Этим вечером огнем заведовала Жозетта. Адамберг позвонил Данглару и Ретанкур и проспал всю вторую половину дня. Вечером, все еще пребывая в заторможенном состоянии, он занял свое место у камина и смотрел, как хлопочет хакерша. Закончив, Жозетта принялась играть с тлеющей веточкой, рисуя в воздухе круги и восьмерки. Оранжевая точка кружилась и дрожала, и Адамберг спрашивал себя, может ли она, подобно деревянной ложке в кастрюльке с кремом, растворять комки, все эти облепившие его комки. Жозетта обулась в тенниски, которых он прежде не видел, — синие с золотой полоской. Похоже на золотой серп на звездной ниве, подумал он.
— Не дадите мне попользоваться? — спросил он.
Он сунул веточку в угли и провел ею по воздуху.
— Красиво, — одобрила Жозетта.
— Да.
— Квадрата в воздухе не нарисуешь. Только круги.
— Ничего, я не очень люблю квадраты.
— Преступление Рафаэля напоминало большой квадратный замок, — деликатно заметила Жозетта.
— Да.
— И сегодня его сбили.
— Да, Жозетта.
«Паф-паф-паф и — бах!» — подумал он.
— Но другой остался, — продолжил он. — И дальше нам не пройти.
— Комиссар, подземелья бесконечны. Их создали, чтобы перебираться из одного места в другое. Все они связаны между собой, одна тропинка переходит в другую, за этой дверью обнаруживается следующая.
— Не всегда, Жозетта. Перед нами самый непреодолимый из засовов.
— Какой именно?
— Память, утонувшая в стоячей тине озера. Моя память заблокирована камнями, моей собственной ловушкой, моим падением на тропе. Такой блок не откроет ни один пират.
— Засов за засовом, последовательно и терпеливо — так действует хороший хакер, — не согласилась Жозетта, сгребая угли в камине. — Нельзя открыть дверь номер девять раньше двери номер восемь. Понимаете, комиссар?
— Да, Жозетта, — почти весело ответил Адамберг.
Жозетта методично укладывала головешки вдоль полена.
— Прежде чем взяться за память, — продолжала она, указав на уголек щипцами, — нужно разобраться с пьянкой в Халле и вчера вечером.
— Там тоже непроходимый барьер.
Жозетта упрямо покачала головой.
— Я знаю, Жозетта, — вздохнул Адамберг, — что вы пробирались в файлы ФБР, чтобы расслабиться. Но в реальной жизни засовы не открываются так же просто, как в компьютере.
— Не вижу никакой разницы, — отозвалась Жозетта.
Адамберг протянул ноги к камину, продолжая медленно крутить палочкой в воздухе и наслаждаясь теплом. Доказанная невиновность брата возвращалась к нему, как бумеранг, оттесняя с привычных позиций, меняя угол зрения, раскрывая запретные места, где мир, казалось, незримо менял текстуру материи. Он не знал, что именно менялось, но точно осознавал, что в другое время, еще вчера, он никогда не рассказал бы хрупкой хакерше в синих с золотом теннисных туфлях историю о дочери Севера Камилле. Но он это сделал, рассказал все, с самого начала до давешнего пьяного бреда.
— Видите, — сказал Адамберг. — Проход закрыт.
— Можно, я возьму палочку? — робко спросила Жозетта.
Адамберг протянул ей ветку. Она разожгла ее в огне и снова принялась чертить оранжевые круги.
— Почему вы ищете переход, если сами его закрыли?
— Не знаю. Скорее всего, потому что там воздух, без которого человек либо задыхается, либо взрывается. Как Страсбургский собор с забитыми окнами.
— Что вы говорите? — удивилась Жозетта. — Они забили окна? Но зачем?
— Никто не знает. — Адамберг сделал неясный жест. — Но они это сделали. Драконами, миногами, собаками, жабами и одной третью жандарма.
— Понимаю, — сказала Жозетта.
Она бросила веточку на подставку, отправилась на кухню, принесла два стакана для портвейна и дрожащими руками поставила на ограждение камина.
— Вы знаете его имя? — спросила Жозетта, разливая вино по стаканам и вокруг.
— Трабельман. Одна треть Трабельмана.
— Я имела в виду ребенка Камиллы.
— А… Я не спрашивал. Был пьян.
— Держите. — Она протянула ему стакан. — Он ваш.
— Спасибо.
— Я не о стакане, — уточнила Жозетта.
Она начертила еще несколько кругов, допила вино и передала палочку Адамбергу.