Особенно,... 
97 
Они пришвартовали “Серебряный Ворон” и приведенный из Малверна торговый корабль у самого дальнего причала, рядом с торговым кораблем из Дублина и двумя другими – один приплыл с Шотландских островов, а другой – с более северных Оркнейских.
Половина воинов осталась на корабле, остальные сошли на берег. Клив взял Кири на руки и вместе с Чессой направился в центр города.
Вдоль узких улиц стояли тесные ряды деревянных строений – лавок, где торговали всем, чем угодно: мехами, украшениями, обувью, мечами, топорами, луками и стрелами. Было немало таких, где обменивали или продавали рабов. На рынках торговали рыбой, мясом, зерном, овощами, причем все товары были разложены под кожаными навесами, чтобы уберечь их от солнца, когда это самое солнце все-таки показывалось на глаза.
– Куда мы идем, отец? – спросила Кири.
– Мы, золотце мое, ищем баню. Ты у меня грязная, как та вошь, которую я нынче утром снял с головы Эллера. И мы с Чессой тоже обросли грязью. Я хочу, чтобы ты, моя красавица, снова стала пахнуть душистым медом, тогда я смогу целовать твое маленькое ушко и не морщить при этом нос.
Кири засмеялась и все продолжала смеяться, когда Клив, наконец отыскав баню, оставил ее и Чессу на попечение древней старухи-банщицы. Баня представляла собой бревенчатую хижину с такой же, как и у большинства других построек Инвернесса, соломенной крышей.
Стоящий внутри горячий пар окутывал густой пеленой установленную в середине громадную деревянную лохань и расстеленные вокруг нее соломенные половики.
Чессе эта тесная, убогая баня показалась прекрасной, как сама Валгалла.
Когда через два часа Клив, тоже вымывшись, пришел вместе с дюжиной малвернских воинов, чтобы встретить из бани жену и дочь, он принес с собой только что купленные женские и детские платья и новые украшения для Чессы: две серебряные броши с Шотландских островов, на которых с боков и сверху был выгравирован чертополох, и золотое кольцо с Оркнейских островов, искусно сплетенное из пяти тонких прутков. Чесса поглядела на кольцо с восхищением. Она знала толк в украшениях; отец часто дарил ей красивые браслеты, кольца, броши, сделанные из такого чистого золота и серебра и такой тонкой работы, что Сайра сгорала от зависти (при этом на нее было очень интересно смотреть), но никогда еще ей, богатой ирландской принцессе, не доводилось видеть ничего изысканнее и изящнее этого кольца. Позабыв о дюжине наблюдавших за нею мужчин, о Кири и старой банщице, Чесса бросилась Кливу на шею. При этом она едва не сбила его с ног, так как он вовсе не ожидал столь бурного проявления благодарности и восторга.
– О, как же они прекрасны! – воскликнула она. – Это самые великолепные украшения, которые я видела в жизни! Ты просто чудо, Клив, ты лучший из людей и самый лучший… – тут она осеклась, сконфуженно посмотрела на мужчин из Малверна, которые начали зловеще хмурить брови, и, потупив взор, тихо, но так, чтобы они ее слышали, продолжила:
– ..самый лучший на свете муж и любовник. В общем, о таком мужчине, как ты, женщина может только мечтать.
Кливу захотелось придушить ее.
– Замолчи сейчас же, – прошипел он, – или я тебя изобью. Неужели тебе так хочется, чтобы они меня убили?
– Хорошо, – прошептала Чесса, улыбаясь. – Я замолчу, хотя мне кажется, что я сказала чистую правду. – С этими словами она чмокнула его в губы. – Разве ты, Клив, не великолепный любовник?
– Я тебя задушу.
– А что ты купил мне, отец?
Кливу пришлось сделать над собой усилие, чтобы переключить внимание с жены на дочь. Он перевел взгляд на Кири и, улыбнувшись, протянул ей маленький браслет из сверкающего полированного серебра.
– Чесса – дочь короля Ирландии, – сказал он. – Полагаю, это и тебя делает важной особой. Этот браслет очень идет тебе, Кири.
У воинов, пришедших с Кливом, был недовольный, понурый вид. Они явно завидовали ему, и Чесса знала, почему: они тосковали по своим собственным женам и детям. Наверное, они тоже выменяли свои товары на золотые и серебряные украшения, но пройдет еще много времени, прежде чем они смогут надеть их на своих жен.
Пройдет много времени, прежде чем они вернутся в Малверн.
– О-о, белые язычники!
Все мужчины обернулись и увидели старика, до того древнего, что ему явно следовало умереть еще лет двадцать назад. У него была длинная, неопрятная седая борода, свисающая едва ли не до пояса, и совершенно лысый череп. На старике было длинное черное одеяние, подпоясанное веревкой. Он широко улыбался, показывая беззубые десны.
97 
