Особенно,... 
82 
К вечеру весь караван Пустыни был размещен в голубых шатрах. Выполнив обзанноcти по отношению к Камигвен, Сьонед ускользнула из лагеря. Официальное открытие Риаллы состоится только завтра, после прибытия верховного принца, и с этой минуты Сьонед придется стать глазами, ушами и языком Рохана. Она должна будет делать вид, что равнодушна к нему, будет вести себя скромно и сдержанно — как на людях, так и наедине с принцем — и подавлять желание содрать кожу с дочерей Ролстры и разорвать ее на мелкие кусочки…
Но больше всего ее волновал фарадим-перебежчик. Андраде расспрашивала ее во время пути, но Сьонед мало что могла добавить. Она была уверена, что в ту ночь, когда Тобин попала в ловушку, без помощи «Гонца Солнца» не обошлось. Жаль, что она не знала, как найти и опознать предателя. Сердце Сьонед замирало от жалости при воспоминании о страстной мольбе изменника простить его.
С заходом солнца повсюду зажгли огромные цветные фонари. Стража не останавливала Сьонед, видя ее кольца, и девушка наблюдала за тенями ничего не подозревавших людей. В одном из алых шатров мужчина заключил женщину в объятия, затем прозвучал смех, и свет погас. В бирюзовом шатре один мужчина сердился на другого и размахивал руками. Второй сгибался все ниже и ниже, пока не упал на колени и не склонил голову. Что-то она увидит позже? Особенно хотелось заглянуть в голубой шатер Рохана.
Она вернулась в свой лагерь и села на табуретку у шатра, который делила с тремя другими женщинами-фарадимами. Перед ней стояла жаровня с пылающими углями. Их свет заставил вспыхнуть зеленым огнем изумруд на ее пальце. Сьонед вытянула руки и стала пристально рассматривать свои кольца. Теперь их было восемь, но только семь колец были заслужены ею на поприще «Гонца Солнца». Она до сих пор не знала, почему согласилась играть роль простого фарадима. Вернее, знала, но боялась об этом думать. Разве было что-нибудь такое, чего бы она не сделала для Рохана? Уриваль прав: надо быть осторожной. И все же она использует свой дар, чтобы помочь Рохану, каковы бы ни были его истинные намерения. Ее власть над солнечным и лунным светом — ничто по сравнению с той властью, которую имеет над ней юный принц.
А если он заставит ее играть ту же роль, которую играл при Ролстре несчастный перебежчик? Пусть… Человек ненавидит рабство, но свое добровольное рабство Сьонед благословляла. Она вновь поглядела на изумруд. Как рассказывала Тобин, этот камень принадлежал их семье с незапамятных времен и обладал собственной магической силой. Зеленый, под цвет ее глаз, подумала девушка, ругая Рохана за то, что тот опять выставил ее на всеобщее обозрение.
Затем внимание Сьонед привлекли золотые кольца, и мысли ее тут же обратились к тайне замурованной пещеры. Если Рохан прав, то это открытие в корне изменит всю жизнь Пустыни. С таким богатством он сможет покупать для себя и своих людей все, что пожелает, даже целые страны вместе с их принцами. И принцессами, добавила она с гримасой отвращения. Каждый имеет свою цену.
Сьонед всю жизнь думала, что к ней это не относится, думала, ничто на свете не заставит ее изменить своему дару, как поступал кое-кто из фарадимов. Но жизнь оказалась сильнее. Щеки девушки вспыхнули, и она повернулась к огню. Знание того, что ради Рохана она готова на все, пугало Сьонед. Конечно, принц никогда не попросит ее ни о чем дурном, утешала она себя, но тем горше было сознавать, что ради него она предала бы что угодно и кого угодно…
— Сьонед… — Влажная трава заглушила звук его шагов. Пока Рохан садился рядом, девушка убрала руки от жаровни, но не отвела глаз от изумруда. — Уже поздно. Почему ты не спишь? Устала? Путешествие было долгим. Думаю, Камигвен и для тебя нашла работу.
— Мне не хочется спать.
— Мне тоже. Завтра прибудет Ролстра. Я волнуюсь.
— Уверена, ты знаешь, что собираешься делать. Ее взгляд был устремлен на прекрасные загорелые руки, которые принц пытался согреть у жаровни.
— Более или менее. Но все может измениться, когда я встречусь с ним лицом к лицу, как принц с принцем. А вдруг он видит меня насквозь?
— Если те, кто любит и знает тебя, не верят собственным глазам, то что сможет понять посторонний?
— О, я дурачил свою семью годами, — беспечно откликнулся Рохан, и Сьонед поняла, что он не услышал горечи, прозвучавшей в ее вопросе.
— Сьонед, что сбудет, если у меня ничего не получится? Мне нужен договор, иначе я не смогу начать строить новую жизнь.
82 
