— Поль… — прошептала она. — Рожденный звездным светом… Вот твое имя, мой сын, а вот твоя мать, которая дарит тебе все это…
Подняв мальчика на руки, она повернула его лицом к разворачивавшейся над Пустыней световой ткани, подрагивавшей, как летящие из печной трубы снопы искр или растущие на клумбе цветы, которые склоняют свои яркие головки под порывом ветра. Эта ткань скользнула по подъемам и впадинам раскинувшихся внизу дюн, окутала скалы, заставив их засиять голубым, красным, зеленым и золотым цветом, пронизанным мерцающими алмазными искрами. Наконец прозрачное покрывало медленно всосалось в песок, и снова вокруг воцарилось освещенное звездами безмолвие…
Спустя мгновение Сьонед скороговоркой произнесла традиционную фразу, которой завершался обряд наречения:
— Долг матери — дать имя своему ребенку. Я выполнила этот долг. Мальчика зовут Поль.
Но даже эти простые, обыденные слова не смогли разрушить чары, в плену которых оказалась Тобин. Она знала, что стала свидетельницей чего-то невиданного и неслыханного, чего-то такого, о чем не приходилось и мечтать. И все же было что-то знакомое в том, что пронзало ее мозг и душу. Да, она уже испытывала это чувство в ночь похорон отца, когда фарадимы сплетали лунный свет и увлекли ее с собой. Но сейчас не было ни солнца, ни лун, не было света, чтобы соткать дорожку и расстелить ее по небу: ничего, кроме звезд и их нежного Огня. Тонкие, почти прозрачные полоски света, открытого Сьонед, по-прежнему трепетали вокруг; сама же Сьонед все еще стояла на коленях, крепко обнимая ребенка и подняв вверх затянувшиеся поволокой глаза. Тобин понимала, что ее невестки здесь нет: принцесса неслась куда-то на этих лентах, сотканных из звездных лучей. Она крепко закрыла глаза и последовала за Сьонед.
Тобин не успела испытать чувства полета, почти мгновенно оказавшись над полем битвы. В сиянии Огня она увидела горы собранных трупов, увидела перевязанных раненых и содрогнулась. Где ее муж, ее сын, ее брат? Тобин ощущала впереди цвета Сьонед, разыскивавшей их так же отчаянно, как и она сама. А потом они соединились, скользя по одной и той же нити звездного огня, пролетели над безмолвным полем, над крошечными холмами; покоившиеся между этими холмами тенистые долины с высоты казались неглубокими впадинками между мускулами мощной мужской спины.
А затем она увидела и узнала две группы всадников, стоявших лицом друг к другу в широкой долине. Она видела своего мужа. Высокий, стройный, Чейн сидел на коне совершенно неподвижно, напоминая скорее изумительную статую воина, чем живого человека. Она видела брата, золотые волосы которого в свете звезд казались серебряными. Гордо подняв голову, он ожидал чего-то, такой же неподвижный, как Чейн. Она видела Андраде, светлые волосы которой струились по спине; странно беспомощная, она настойчиво пыталась втолковать что-то, но ни Рохан, ни Чейн не обращали на нее внимания. Там были какие-то другие люди, но Тобин не смотрела на них, потому что звездная дорожка стремительно преодолевала пустоту и упиралась прямо в Ролстру.
Верховный принц резко взмахнул рукой, и вперед выехала хрупкая молодая женщина. Навстречу ей шагом поехал Чейн. Они обменялись несколькими словами, которых Тобин слышать не могла, а резкие тени на усталых лицах не позволяли ей читать по губам. Однако она увидела, что Чейн медленно кивнул, а когда женщина выпрямилась после ответного кивка, означавшего согласие, Тобин узнала в ней Пандсалу. Оба вернулись к своим принцам, и Рохан с Ролстрой спешились.
Смущенная и испуганная, Тобин дрожала, вцепившись в звездный луч. Андраде подняла вверх обе руки со сверкающими кольцами, ее рот открылся, и она выкрикнула какие-то слова, очевидно, означавшие строжайший запрет. Когда Андраде откинула голову, ее лицо было страшным. Ролстра что-то крикнул в ответ, и Рохан покачал головой. Теперь даже Андраде не могла ничего изменить.
Оба принца сбросили с себя боевые доспехи и одежду, оставшись только в штанах и сапогах. Правое плечо Рохана было забинтовано; сквозь повязку сочилась кровь, расплываясь на бинте зловещим пятном. Чейн что-то торопливо говорил ему, жестикулировал, предупреждал, а Рохан с отсутствующим видом кивал и обнажал меч. Тобин послышался гневный свист, с которым вылетел из ножен и полыхнул в ночи длинный стальной клинок, такой же гибкий и бледный, как его хозяин.
Наконец Андраде сдалась, злобно отдернув руку, когда к ее рукаву прикоснулся Уриваль. Оба фарадима разъехались в разные стороны и спешились. Уриваль подошел к шеренге солдат Ролстры и встал с краю. Оба «Гонца Солнца» выждали мгновение, а затем подняли руки с небольшими шарами Огня. Люди Рохана создали полукруг с одной стороны, люди Ролстры — с другой. Фарадимы замыкали этот круг, держа в раздвинутых руках колеблющийся Огонь, дававший достаточно света, чтобы принцы могли увидеть и убить друг друга. Андраде стояла с опущенной головой; плечи ее поникли, как у старухи. Тобин видела это и жалела тетку, но знала: какие бы планы ни строила леди Крепости Богини, смертельный поединок Рохана и Ролстры был единственно возможным решением. Только так можно было положить конец войне.