Особенно,... 
86 
— Завтра, — кратко пообещал уставший бей, уходя в шатер, и радостная весть тут же разнеслась среди ногайцев: набегу конец! Они возвращаются в степь, к родным кочевьям.
Тирц, вернувшись в свой походный шатер, так же бессильно упал на ковры и закрыл глаза. Но даже теперь перед глазами маячили остро заточенные колья и земляные валы, валы и колья, колья и валы…
— Ты голоден, ифрит? — спросила его невольница. — Может, тебе налить освежающего настоя?
Русский раскрыл глаза. Потом рывком сел и схватил ее за руку:
— Ты же ведьма! Ведьма, я знаю. Настоящая.
— Я… Нет… — попыталась женщина выкрутить ладонь из его лапы.
— Ведьма! — уверенно кивнул Тирц. — Меня вычислила, и Юльку из «Шатунов» засекла. А ну-ка, скажи: ты можешь командовать муравьями? Или короедами? Ну, говори!
— Пусти, больно… — упала невольница на колени. — Ничего я не могу.
— Врешь, можешь! Все ведьмы способны на что-нибудь этакое. Можешь…
— Больно! — закричала женщина.
— Это еще не больно, — покачал он головой. — Больно будет, если ты мне не поможешь, ведьма. Ты даже не представляешь, как больно иногда бывает человеку.
— Но я не могу… — заплакала от рези в вывернутой руке шаманка. — Не умею…
— А ты спроси. У этой… праматери своей спроси. Она ведь хотела сохранить свою внучку? И даже, по глупости своей, ухитрилась нагадать ей долгую счастливую жизнь. — Тирц наклонился и прошептал женщине на ушко: — Но если вы с прамамашей не поможете мне снести русский вал… Ты мне будешь совершенно не нужна. И дни твои окажутся совсем не долгими и о-очень несчастливыми.
Впрочем, как ни хотелось Менги-нукеру на следующий же день отправить свою невольницу «по лезвию ножа», но на этот раз бескормица оказалась важнее его прихоти, и татарский отряд снялся со своего места, быстрым маршем преодолел полтораста верст до Оскола и остановился перед ним, пропуская за своей спиной груженые добычей и полоном сотни. А затем, когда тяжелые обозы, переваливаясь на кочках грунтовой дороги скрылись вдалеке, увозя, в том числе, шатры Девлет-Гирея и его калги-султана, боевое прикрытие степняков поднялось в седло и стремительно умчалось в родные просторы.
Для южного русского порубежья наступала зима. Первая бесхлебная зима.
* * *
— Ну? — закончив елозить по точильному камню своим ножом, Тирц опробовал его остроту, попытавшись сбрить несколько волосиков с предплечья, недовольно покачал головой, но точить больше не стал, вернув короткий клинок в ножны. — Как свидание с праматерью?
— Ой, как голова кружится… — попыталась подняться шаманка, но сильная мужская рука опрокинула ее обратно на подстилку.
— Хватит прикидываться! Я тебя всю ночь не трогал, дрыхла, как сурок. Только писк стоял. Отвечай, как собирается праматерь спасать твою шкуру, и собирается ли вообще?
— Прародительница просила… — Шаманка облизнула пересохшие губы. — Прародительница просила тебя, ифрит, не водить жителей степи за русские валы. Она сказала, что всех их там ждет смерть.
— Интересно, — поджал под себя ноги Тирц. — На чьей она стороне? Она за русских или за вас, татар? Почему она так защищает этих тупых деревенских медведей? Почему не хочет помочь вам?
— Она помогает… — Колдунья, опасливо поглядывая на своего господина, села на подстилке. — Она пытается спасти их от гибели. Она не хочет, чтобы они умирали в чужих лесах.
— Не проливая крови, не добьешься победы, — усмехнулся ифрит. — К тому же, раз уж она такая всевидящая, ей ли не знать, что я не собираюсь гробить нукеров в бессмысленных сражениях и штурмах. Они станут просто ходить взад и вперед. И все!
Русский заливисто расхохотался, откинувшись на спину, потом вдруг оборвал смех, снова сел и вперся в шаманку взглядом:
— Она сказала, как снести валы?
— Она… Она передала мне слова жизни.
— Чего-чего? — скривился ифрит.
— Слова жизни. Ими можно оживлять мертвых…
— Это хорошо, — кивнул Тирц. — Это очень хорошо. Значит, я смогу убивать тебя снова и снова, а ты станешь произносить эти слова и оживать. Это просто здорово. Значит, сперва я смогу выпустить тебе кишки. Потом утопить в колодце. Потом большим камнем раздробить все кости на руках и ногах, все ребра и череп. Потом зарезать. Потом задушить. А после этого живьем закопать в землю. Да, это очень остроумная идея.
— Слова жизни могут оживить только того, кто способен жить… — шепотом сообщила женщина.
86 
