Особенно,... 
74 
Здесь было мелко — по колено. И татарину не доставало до свежего воздуха всего каких-то десяти сантиметров, сквозь прозрачную прослойку которых проскакивали вырывающиеся изо рта и носа пузыри. Он мотал головой, пытался встать на мостик, бил воду ногами — но сделать ничего не мог.
Его товарищи заподозрили неладное и стали спускаться со склона. Им, видимо и в голову не пришло, что щуплая, хоть и высокая женщина способна хоть как-то навредить их плечистому, коренастому товарищу — тем более, что топтавшийся у среза воды конь заслонял половину обзора. Скорее, они решили — хитрый сородич уже уложил свежую полонянку на песок и развлекается вовсю.
Татарин же, находившийся у самых любовных врат русской боярыни, почему-то совершенно не обращал на них внимания, выпучив глаза до невероятных размеров, и, бесшумно шевеля губами, пытался что-то кричать.
Юля, внимательно следя за приближающимися ногайцами, начала глубоко дышать.
Ага! Вот, наконец, один из них увидел, как под девицей обмяк с раскрытым ртом их друг, дал шпоры коню.
Юля на всякий случай выдержала неудачливого насильника еще несколько мгновений под водой — хотя, помнится, искусственного дыхания в шестнадцатом веке делать еще не умели, — а когда до мчавшегося в окружении водяных брызг всадника оставались считанные шаги, рывком поднялась, толкнулась и нырнула в глубину.
Нукер влетел в реку почти по брюхо коня, остановился, вглядываясь в реку и положив руку на рукоять сабли. Второй воин, так же не испугавшись воды, заставил лошадь подойти к Мелитинии, наклонился и подхватив ее под мышки, перекинул через седло. Paзвернулся:
— Что, утопла, тварь?
Юля в это время пыталась удержаться у дна, цепляясь за корни кувшинок. Стебли, как назло, обрывались, и пару раз ее едва не выбросило на поверхноста но в конце концов она зацепилась за выступающий и дна корень, прижалась обнаженной грудью к песку, стала мысленно отсчитывать двадцать секунд. Она знала, что после гипервентиляции способна выдержать без воздуха две минуты. Примерно полминуты она лихорадочно двигалась — хотя наугад время определить трудно. Еще двадцать секунд притаиться, чтобы татары совсем расслабились, и еще столько же — на последний рывок.
Пора!
Она отпустила корень, толкнулась вперед, загребая руками и скользя между стеблей кувшинок и речной крапивы, а когда над головой блеснула поверхность, вскочила на ноги, жадно хватанув воздух, и ринулась вперед, к осоке.
Татарин, оглянувшись на плеск, радостно заржал и потянул левый повод, поворачивая коня. Но Юля уже тянулась к одежде, торопливо схватив и натянув самое главное — перчатку. А потом, уже спокойнее, выпрямилась, выдернув из колчана стрелу и поднимая лук.
Степняк, уже обнаживший клинок, несся во веем опор. Одолеть-то осталось пять шагов! Но в лицо его уже смотрел острый кончик стрелы.
Нет! Не может быть! Предсмертный ужас успел пропечататься в его глазах, разум едва не расплавился я поисках пути к спасению — ведь можно же что-то сделать? Нужно сделать! Только б не умереть! Он не должен умирать! Ноги продолжали толкать бока скакуна, хотя руки уже начали натягивать повод. Как же так?!
Правильно повернувшись к татарину правым боком, без стеснения расставив ноги и показав ему напоследок каждый изгиб своего тренированного тела — высокую грудь с острым коричневатым соском, гладкий живот, соблазнительно выпирающую попочку и черный, влажный пушок впереди, Юля просто разжала пальцы. Ровная березовая стрела мелькнула между конских ушей и вошла точно в лоб степняка.
Лучница наклонилась за второй стрелой, повернулась немного правее, на мгновение затаила дыхание, метясь в спину уже скрывающегося за холмом последнего врага. Выстрелила. Белое оперение выросло в спине точно между лопаток, и вскоре наконец-то прорвался жалобный бабий вой Мелитинии.
Кухарка выбежала к реке, когда барыня уже успела одеться.
— Поторапливайся! — прикрикнула Юля. — В усадьбе о татарах упредить надо. А то неровен час…
Разумеется, по открытому лугу она не побежала — хватит ей одной встречи со степными всадниками. Приказав Мелитинии двигаться в шаге за спиной, пригибаясь и таясь за густыми кустами, прокралась до орешника, проросшего супротив усадьбы за большой рощицей, подобралась к краю зарослей.
Татары уже топтались широким полукругом на своем любимом холмике и ниже его: часть спешилась и отпустила коней щипать траву, другие гарцевали верхом. Вот один сорвался вперед и помчался вокруг усадьбы с лихим казацким посвистом:
74 
