Особенно,... 
96 
— Понимаю твое беспокойство, — сказал Стефан. — Прежде всего потому, что тут присутствует не только странная фигура кого-то, кто, может быть, и в самом деле отец Анны, но и еще какая-то неизвестная личность, она появляется где-то на периферии и заявляет: «Gud krevet!» Может быть, не всякий раз настолько громко, чтобы кто-то это слышал. Но слова эти звучат. Ты говоришь, вдруг выяснилось, что твоя подруга Анна — верующая. Есть и другие элементы этой разрозненной мозаики, а может быть, это вовсе никакая не мозаика, а только ее видимость. Мираж. И это непостижимая жестокость — сложенные в молитве отрубленные руки… Все, что ты рассказала, да и все, что я сам видел, не оставляет сомнений — во всем этом присутствует какая-то религиозная подоплека. Мы пока об этом всерьез не думали, и, по-видимому, зря.
Он допил остатки пива. Вдалеке послышался удар грома.
— Над Борнхольмом, — сказала Линда. — Там вечно грозы.
— Ветер с востока. Значит, гроза скоро будет здесь.
— И что ты думаешь о моем рассказе?
— Все, что ты говоришь, — правда. И не просто правда. Это факты, которые мы обязаны учесть в следствии.
— В котором из следствий?
— По делу Биргитты Медберг. Что касается твоей подруги, то до сих пор мы как бы просто наблюдали, как будут развиваться события. Думаю, теперь все будет по-другому.
— Как по-твоему, мне есть чего бояться?
Он неуверенно покачал головой:
— Не знаю. Сейчас сяду и запишу все, что ты рассказала. Тебе тоже хорошо бы это сделать. Завтра на оперативке подниму этот вопрос.
Линда передернула плечами:
— Отец взбесится. Как это я посмела говорить с тобой без его ведома?
— Скажи, что он был занят пожаром.
— Он скажет, что для меня у него всегда есть время.
Стефан подал ей куртку. Он ей определенно нравится. Как бережно и в то же время уверенно коснулся он ее плеча…
Она пошла домой на Мариагатан. Отец ждал ее в кухне. По лицу его она поняла, что он злится. Вот тебе и Стефан, подумала она. Неужели обязательно было звонить отцу, даже не дождавшись, пока я доберусь домой.
Она села и уперлась руками в стол.
— Если ты собираешься лаяться, я иду спать. Нет, я ухожу отсюда. Посплю в машине.
— Ты могла сначала поговорить со мной. Я воспринимаю это как тотальное недоверие.
— О боже! Ты же занимался пожаром! Сгоревшими зверями! Целый квартал чуть не сгорел!
— Ты не должна была сама говорить с этой девицей. Сколько раз повторять тебе, что это не твое дело. Ты даже еще и не начала работать.
Линда протянула ему руку с записанным на запястье телефонным номером Ами Линдберг:
— Этого хватит? Я иду спать.
— Очень печально, что ты до такой степени меня не уважаешь, что действуешь у меня за спиной.
Линда оцепенела.
— У тебя за спиной? О чем ты говоришь?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
Линда одним движением руки смахнула на пол солонку и вазу с увядшими цветами. С нее хватит. Она рванулась в прихожую, схватила куртку и выбежала на улицу. Я его ненавижу, думала она, лихорадочно нашаривая в кармане ключ от машины. Я ненавижу его вечные упреки. Больше ноги моей здесь не будет.
Она села за руль и попыталась успокоиться. Теперь он думает, что меня мучают угрызения совести. Сидит там на кухне и ждет, что я вернусь. Он уверен в том, что я вернусь. Подумаешь, Линда Каролина устроила маленький бунт. Опомнится.
Не вернусь, решила она. Посплю у Зебры. Она завела мотор и тут же передумала. Зебра начнет бесконечные разговоры, будет задавать вопросы, любопытничать. На это у нее сейчас не было сил. Она поехала к Анне. Пусть сидит там и ждет ее хоть до скончания века.
Она сунула ключ в замок, повернула его и открыла дверь. В прихожей стояла Анна и улыбалась.
32
— Никто, кроме тебя, — сказала Анна, — не может вот так заявиться среди ночи. Мне почему-то кажется, что это я тебя разбудила. Ты вдруг проснулась и решила, что я вернулась. Скажи честно, так оно и было?
Линда выронила ключи. Они просто выскользнули у нее из руки.
— Не понимаю. Это и в самом деле ты?
— Конечно, я.
— И что я должна теперь — радоваться? Почувствовать облегчение?
Анна подняла брови:
— Какое облегчение?
— Ты что, не соображаешь, как я волновалась?
Анна подняла руки, как бы прося прощения:
— Виновна, виновна. Я знаю. Что мне сперва делать — просить прощения или объяснить, что случилось?
96 
