Особенно,... 
11 
— Граф Ротрмор?
Так вот он какой, Александр Килбракен, граф Рутвен, подумал Хок и выдавил из себя улыбку — он надеялся, любезную.
— Да, это я.
Они обменялись рукопожатием. Рука графа Рутвена была грубая и сильная.
— Это ваш слуга? —Да.
— Этланд! — взревел граф Рутвен, заставив Хока вздрогнуть.
Из конюшни выбежал всклокоченный мальчишка и кинулся в их сторону.
— Займись лошадьми, парень. Вы, милорд, и ваш слуга пройдите со мной.
Хок последовал за графом. Вестибюль, в котором они оказались, был когда-то рыцарским залом. Высоко над головой просматривались почерневшие от времени балки потолка, а в громадном камине вполне можно было зажарить на вертеле целого быка. На стенах было развешано старинное оружие, и отдельные части доспехов лежали тут и там на столах и тумбочках. Даже сам воздух зала казался спертым и древним. Хок сразу почувствовал себя так, словно пе-реместился во времени на несколько веков назад.
— Сколько лет этому замку? — вырвалось у него.
— Его построили во времена Джеймса IV, в шестнадцатом столетии, — ответил Александр Килбракен с гордостью и обратился к красноносому субъекту, который, оказывается, стоял позади них. — Тотл, позаботься о слуге графа Ротрмора. Накорми его и отведи в комнату, приготовленную для его хозяина.
— Угу, — буркнул Тотл.
— Опять пил, разрази его гром, — заметил граф вполголоса. — Идемте, милорд, леди ждут нас в гостиной. Когда-то это была вполне приличная оружейная палата, но теперь все изменилось. Жена-англичанка и прочее.
Хок промолчал. Они прошли через зал, казавшийся бесконечным, к другой паре дубовых дверей.
— Граф Ротрмор! — звучно провозгласил Александр Килбракен, распахивая их.
Войдя, Хок был встречен пристальными взглядами трех пар женских глаз. Одна из дам поднялась, сияя любезной улыбкой.
— Я леди Рутвен, милорд. Добро пожаловать в замок «Килбракен»! Добро пожаловать в Шотландию!
«Жена-англичанка», — подумал Хок, надеясь на то, что и дочери заговорят с ним на столь же безупречном английском. Он коснулся губами протянутой руки и пробормотал что-то подходящее к случаю, Отметив про себя, что леди Рут-вен намного моложе своего мужа. Он предположил, что ей лет тридцать пять. Кареглазая шатенка со вздымающейся над корсажем пышной грудью, она показалась ему довольно хорошенькой.
О Клер Хок подумал: «Как мила». Она же ощутила неловкость, почти тревогу, окинув наметанным взглядом художницы упрямую линию его рта и волевой подбородок. Этот человек был не из тех, с кем легко и просто, но, без сомнения, ему нельзя было отказать в мужской красоте. Она протянула для поцелуя изящную руку с кожей, белоснежной от усиленного употребления огуречного лосьона, и Хок вежливо к ней приложился.
Виола напоминала молоденькую ласку, гибкую и живую, с такими же бойкими блестящими глазами и ровными зубками.
— Милорд, я… мы все с нетерпением ожидали вашего приезда, чтобы узнать самые последние новости о высшем свете, — сказала она, сразу переходя в наступление.
Хок не сразу нашелся что ответить, и в глазах Виолы отразилось торжество. Теперь он знает, что имеет дело не с каким-нибудь ничтожеством, подумала она. Скоро он поймет и то, что она, как никто, подходит на роль жены светского человека.
— Я расскажу вам все, что знаю, — ответил он, невольно улыбнувшись этому воплощению расцветающей женственности.
— Познакомьтесь с Фрэнсис, милорд, — сказала София, обернулась — и осеклась.
В гостиной воцарилось гробовое молчание, в котором неожиданно громко прозвучал смешок Александра Килбра-кена. Несколько секунд тот боролся с приступом дикого смеха и победил его не без труда.
На лице Хока не дрогнул ни один мускул, но, когда он взял огрубевшую, сильную загорелую руку, он подумал: какое счастье, что у графа Рутвена это не единственная дочь.
«Бог свидетель, она достойна наилучшего туалета — правда, того, в который ходят за нуждой!»
— Очарован! — Это было все, что он сумел из себя выдавить.
Фрэнсис молча кивнула, не поднимая глаз и явно собираясь стушеваться, как только Хок отпустит ее руку. Он почувствовал, что не может оторвать взгляд от жуткого видения, представшего перед его глазами. Как это возможно, чтобы от одних и тех же родителей родились столь разные дети, думал он снова и снова. Прическа этой особы представляла собой пучок, стянутый так туго, что глаза за стеклами очков готовы были выскочить из орбит. Искаженные толстыми линзами, они выглядели как две торчащие из черепа виноградины. Завершало этот идеальный образ подлинного безобразия бесформенное платье гнойного цвета.
11 
