— В конюшню хоть поместился?
— Нет, — мотнул головой Толбузин и пригладил бороду. — Во дворе с конюхом персидским остался. Правда, государь повелел сарай ему построить со слюдяными окнами, но пока не знает, где? То ли в Кремле московском, то ли в слободе Александровской. Но до зимы, мыслю, решит.
— Уж не по этому ли поводу Иван Васильевич посоветоваться со мной желает? — поинтересовался хозяин, оглянувшись назад. Оставшаяся на лугу дворня осталась за взгорком, и теперь говорить можно было спокойно.
— Государь наш, Иван Васильевич… — Толбузин потрепал коня по шее, тщательно подбирая слова. — Государь просил лишь о здоровье твоем узнать. Как чувствуешь себя, Константин Алексеевич, готов ли службу боярскую, как мужу русскому положено, далее нести?
— По здоровью, коли честно говорить, службу я нести могу, — вздохнул Росин, вспомнивший что в нынешнем, шестнадцатом веке служилый человек обязан было отрабатывать свое звание и дарованную на прокорм землю с пятнадцати лет и до тех пор, пока рука могла сжимать оружие. — Но вот надо ли? Я ведь больше пользы принесу, коли тягло честно платить стану, да снаряжение новое для того же войска изготавливать.
— Странен ты, боярин Константин Алексеевич, — вздохнул опричник. — Не по обычаям живешь, и мыслишь странно. Где это видано, чтобы муж сильный, здоровый, да родовитый от права клинком острым землю свою защищать золотом откупался? Не по-русски это, Константин Алексеевич. Срамно. И кабы нехристь какой слова сии произнес, али немец заезжий, еще понятно. Но ты, боярин?! Ты, на дыбу пошедший, дабы крамолу супротив государя раскрыть?
— Никак деньги казне более не нужны стали? — Росин пригнулся, пропуская над головой встречную березовую ветку. — Хорошие, стало быть, времена на Руси наступают…
— Нужны деньги государю, завсегда нужны, — Андрей Толбузин ухватил повод росинского скакуна, потянул, останавливая его, потом привстал на стременах, оглядывая окружающий березняк. Деревья здесь стояли редко, и роща просматривалась далеко в стороны, а широкие листья ломкого папоротника, поднявшегося на светлых полянах, не колыхало ни ветром, ни ползущими по земле соглядатаями. Да и кому могло придти в голову ждать, затаившись у лесной тропы, ценного для чужих ушей разговора? А пешком за конными боярами особо не угонишься — особливо тайком.
— Нужно золото государю, Константин Алексеевич, — продолжил гость. — Зараз полсотни городов строить затеял. А крепостей, так и вовсе сотнями считать впору. Шах-Али, по твоему совету в Ливонию посланный, с богатой добычей вернулся…
— Про то ты уже сказывал, — напомнил Росин, тоже оглядевший принадлежащий ему березняк.
«Осушить бы его, — мелькнула в голове хозяйская мысль. — Дренажные канавы к реке прорыть, а года через два редколесье на уголь вырубить. Хорошее поле будет. Плюс место на берегу Осетра, для новой фабрики удобное».
— Много добычи привез Шах-Али, — словно не услышав собеседника, повторил опричник. — Вполне оправдала она недоимки за последние пятьдесят лет, да с такой лихвой, что еще лет на сто останется. Иван Васильевич доволен, прегрешения прежние Ливонии забыл, потому как главенство его она опять признала, платить впредь обязалась исправно и в хлопоты Русь более не вводить.
На этот раз Росин промолчал, ожидая продолжения.
— Однако челом ему купцы псковские бьют, коим надоело пристани на реке Нарове с ливонскими торговыми людишками делить. На притеснения в городах ганзейских жалуются, и на разбойных людишек, что на Варяжском море промышляют. Так же митрополит московский что ни день, государю укоряет, что храмы православные в ливонской вотчине лютеранцы неведомые наравне с костелами ихними жгут, и паству православную обижают. Мало царю, так еще и духовнику его, монаху Сильвестру на тоже указывает и чином духовным попрекает.
— А про необходимость выхода к Балтийскому морю ему никто ничего не говорит? — поинтересовался Росин, и с удовольствием склонил голову, глядя в изумленно открытые глаза боярского сына и близкого к царю опричника Андрея Толбузина, никогда не учившегося в советской школе.
За годы пребывания в шестнадцатом веке Костя Росин, бывший руководитель военно-исторического клуба «Черный Шатун», уже успел усвоить, что те дороги, что проходят по земле — это дороги для всадников, да отдельных повозок смердов али коробейников. Дороги для товара — это реки, озера и моря, на которых неспешно покачиваются ладьи, везущие в своих трюмах не пуды, а десятки и сотни пудов груза. Именно поэтому, чтобы доставить груз из Риги в Москву его требовалось для начала погрузить на кораблик и морем доставить в Новгород. А если требовалось отвезти его в Вологду — то путь лежал вокруг всего скандинавского полуострова. Закон этот не менялся от того, чьи гарнизоны стояли на Даугаве: русские, шведские или китайские. Чтобы Рига стала русским портом на Балтике, в первую очередь требовалось подвести к ней железную дорогу.