Особенно,... 
25 
— Если сделать проход устойчивым и широким, — поднялся с колен Велемир, — то людей можно будет увезти через него в новые места.
— Вот это уже дает надежду. — Женщина обошла стол и подступила к нему почти вплотную. — Что тебе для этого нужно, колдун?
— Нужна энергия, которая способна расширить проход и сделать его постоянным. Мы можем собрать колдунов и подпитать его с этой стороны ворот, но точно такая же подпитка нужна и с той стороны прохода.
— Я готова дать тебе все, что угодно, колдун: золото, еду, одежду, дерево. Но у меня нет энергии. Тем более в чужом мире.
— Понимаю, хозяйка, — склонил голову Велемир. — Мы попытаемся найти ее с той стороны. Я уже прощупывал тамошние земли, и места с высокими силами там есть.
— Я надеюсь на тебя, колдун. — Правительница перевела взгляд на хозяйку границы и добавила: — А ты умеешь подбирать себе хороших советников.
— Благодарю, правительница.
— Благодарить ты должна не меня, а его. Я надеюсь на вас и жду известий. Ступайте.
* * *
Автобус, сыто урча, снизил скорость, принял вправо, вежливо позволил обогнать себя какой-то «девятке», торопящейся в сторону Гатчины, и решительно развернулся, затормозив у желтого фанерного флажка с надписью: «Цветочный комбинат». Раздраженно пшикнув, открылась передняя дверь, выпустила на остановку несколько человек. Вместо них в салон поднялась только одна женщина. Саша Трофимов посмотрел на часы, на тропинку, ведущую в сторону поселка, закрыл дверь и тронулся в обратный путь.
Дорога была пуста, как желудок перед завтраком. Тьма — космическая. Абсолютный мрак, и только желтоватый свет подсевших фар вырезал перед машиной четкий, словно по линейке, треугольник «жизненного пространства». Бежала из ночи под колеса дорога, порождаемая в полусотне метров впереди и исчезающая прежде, чем успеваешь поверить в ее реальность, тихонько гудел ветер на левом зеркале, прижатом к стеклу форточки.
«Пешка» выбралась на самую макушку Пулковской высоты, за лениво мигающим светофором мелькнула остановка — пустая, — и вдруг все исчезло… Автобус парил в небе, в бесконечности, в тишине, лишь далеко внизу колдовскую мглу разрубал сияющий клинок Пулковского шоссе, по левую сторону от которого бегало, светило, переливалось, перемигивалось множество огоньков. Там жил, дышал и ворочался гигантский организм аэропорта. А по правую сторону отдыхала вечность, и покой ее не нарушала ни одна суетливая искорка.
«Пешка» ухнулась вниз, ёкнуло сердце. Но фары вырвали из небытия убегающий круто под гору заиндевевший асфальт, руки привычно повернули руль, и через несколько секунд машина, проскочив поворот на Пушкин, выехала на ярко освещенную аэропортовскую трассу.
Единственная пассажирка вышла возле метро, взамен сели трое. Правда, все они ехали до конечной, так что времени на остановки Трофимов не потерял и заявился на станцию на двадцать пять минут раньше графика.
— Ну ты гонщик! — Диспетчером на станции сегодня была Зина. Она сурово погрозила пальцем и быстро закрыла путевку. — Ладно, лети на свою развозку, еще успеешь.
Но за десять минут выполнить все формальности все равно невозможно, устраивать ночные гонки по скользким дорогам не хотелось, а потому в час сорок Саша только-только подъехал к БАМу. Впрочем, расстраиваться у него причин не было: все равно завтра выходной, так почему бы и пешком не прогуляться? Не торопясь, Трофимов снял зеркала, подмел в кабине, написал сменщику записку, прошел врача, сдал путевку в диспетчерскую и отправился в путь.
Мороз почти не ощущался, — наверное, из-за полного безветрия. Небо отсутствовало напрочь, даже задранный вверх прожектор на будке сторожа возле гаражей не мог дотянуться до непробиваемых ночных облаков. Саша мимоходом кивнул скачущим у сетки собакам, обогнул забор стадиона и неспешно пошагал домой, предвкушая, как выпьет чашечку кофе, заберется под теплое верблюжье одеяло и тщательно проспится часиков этак до двенадцати или до часу. В крайнем случае до двух… Потом заберется в ванную, прихватив с собой чашечку кофе и свежую газету, и хорошенько отмокнет в горячей воде. Потом подсушится феном, пообедает и, прихватив бутылочку коньячка, отправится к Сереже Близнякову в гости — тот как раз две новые видеокассеты обещал.
Настроение было благодушным, и воздух от этого казался сладким, холодок приятным, иней на деревьях переливался серебряными искрами, а фонари стояли по стойке «смирно» и услужливо светили прямо под ноги.
25 
